Четыре месяца назад умерла моя мама. Ей было 72 года. В апреле прошлого года она перенесла инсульт. Этому предшествовало три с половиной месяца постепенного сокращения приёма пищи. Похоже, что имело место анорексия, вызванная бактериальной интоксикацией, вызванной нежеланием мамы пить антибиотики. За это время она резко потеряла в весе. Так как в зимнее время даже дома люди ходят в закрытой одежде, я не сразу заметил её истощение. Она продолжала вести обычный образ жизни, но появились странные просьбы, вроде помочь ей встать с кровати. Ей внезапно стало нехорошо, произошла сильная рвота. К моменту прибытия бригады скорой помощи, она уже не могла сидеть.
Её доставили в больницу. Компьютерную томографию головы ей не сделали. На четвёртый день её выписали, по факту в тяжёлом состоянии, заговаривающуюся и неспособную самостоятельно передвигаться. Лечащий врач в коридоре больницы сунул мне в руки выписной эпикриз и пошел по коридору от меня. “Она отказывается от еды! ” - крикнул я ему. “Уговаривайте! ” – бросил он мне обернувшись уходя по своим делам. На инвалидной коляске, принадлежащей больнице санитарка довезла больную до автобусной остановки, где её посадили в машину такси. В лифте она могла сидеть на табурете. Вместе с таксистом мы внесли больную под руки в квартиру.
Дома мама продолжила отказываться от приема пищи, продолжала заговариваться и на следующий день по направлению участкового терапевта была госпитализирована в другую больницу, где у неё был диагностирован инсульт. В диагностике причин отказа от приёма пищи лечащим врачом отделения реабилитации мне было отказано. Также, она отметила, что в лёгком больной есть образование, возможно онкологическое, из-за которого идёт интоксикация организма, следствием которой является отказ от приёма пищи. В выписном эпикризе из больницы, в списке специалистов, у которых моей маме следовало наблюдаться, онколог не значился. В течении месяца моей матери проводились процедуры реабилитации. Она набирала вес, порозовела, стала лучше и самостоятельно питаться, начала ходить с ходунками, сознание стало ясным. Через полтора месяца маму выписали, она, самостоятельно вместе со мной под руку, на своих ногах вошла в квартиру.
Дома снова начался отказ от приёма пищи и приёма части лекарств. Мама хотела убедиться, что выписанные лекарства ей действительно подходят, но просмотр соответствующих материалов она постоянно переносила на следующий день, в то время как её силы начали уменьшаться, появились хрипы, это снова дала о себе знать пневмония. Через полторы недели мама не могла уже ни ходить, ни сидеть, ни держать ложку в руке, хрипы усилились. Как результат госпитализация в третью больницу на отделение пульмонологии.
В ходе пребывания в больнице, мама потеряла сознание и три дня провела в реанимации, подозреваю, что от недоедания. Голос стал совсем тихим, она едва лепетала. Чтобы разобрать её фразы приходилось переспрашивать по два-три раза, она снова начала заговариваться. Несмотря на моё сообщение об отказе от приема пищи, его причины врачами больницы не были диагностированы. В таком состоянии мама была выписана в середине июля на 23-й день, подозреваю, что в тяжёлом состоянии.
В квартиру мы вместе с таксистом, внесли больную за руки и ноги, так как сама она была идти не в состоянии. Даже не смогла перед этим сидеть на табурете в лифте. В поликлинике невролог заявил мне, что реабилитация возможна только тогда, когда больная сможет сама себя обслуживать, то есть сможет делать то, для чего реабилитация и нужна. Невролог на дом к больной не пришёл, лечения не назначил.
Мама продолжала упорствовать в отказе от приёма пищи. Лишь иногда удавалось её нормально покормить попав в настроение, но это случалось крайне редко. После этого на некоторое время возвращались бодрость в движениях, способность адекватно оценивать происходящее, брать и использовать по назначению предметы, находящиеся на тумбочке возле кровати, пользоваться стационарным телефоном, смотреть телевизор, адекватно воспринимая происходящее на экране. Голос становился сильным, восстанавливалась манера поведения – это был тот же самый человек, каким он был до болезни, только неспособный ходить. Когда я выходил во время кормления по делам из комнаты, мама бросала пережеванную пищу под столик и за кровать, где я потом её находил. Часть сил от еды к ней всё же вернулась и она стала отмахиваться руками и брыкаться при моих попытках покормить её. Уговоры поесть со стороны родственников не действовали. В итоге через неделю мы решили снова ехать в больницу.
Заведующая терапевтическим отделением и по совместительству лечащий врач больной в четвертой больнице также стала ссылаться на образование в лёгком, что это возможно онкология, а с ней больную нельзя направить на реабилитацию. Анализ на онкологию был сделан только несколько недель спустя, таким образом произошла затяжка драгоценного времени для лечения мамы. При мне приносили и уносили не тронутые больной обеды. Соседи по палате подтверждали её плохое питание. Продукты, которые я приносил в качестве передач для восполнения ресурсов организма больной, частично оставались невостребованными (столь необходимые больной мясные продукты, содержащие белки животного происхождения) и портились. Истощение мамы прогрессировало весь дальнейший срок пребывания в больнице.
Во время моего посещения больной через неделю лечащий врач сказала, что готова выписать маму на следующей неделе. В проведении реабилитации она мне отказала. По её мнению динамика положительная, больная в адекватном состоянии, есть прогресс. При этом мама утверждала, что самостоятельно передвигается, ждет встреч с людьми, которые уже умерли и в нормальном состоянии ей это известно.
Я отказался забрать недолеченную маму домой и подал обращения в Комитет по здравоохранению, Росздравнадзор (чья деятельность по тем же отзывам в Интернете неээфективна), городскую и районные Прокуратуры, Аппарат уполномоченного по правам человека и в Следственный комитет, письменно объяснив ситуацию, что каждый раз мне отдают на руки недолеченного человека. Повторялась та же ситуация, происходившая в первой и третьей больнице.
Состоялся разговор между мной, лечащим врачом моей мамы и начмедом больницы, по его итогам мне был обещан переводной эпикриз с которым мне предстояло ходить на прием к главврачам больниц города, чтобы они неформально договорились о переводе моей мамы в свой стационар.
Истощение мамы продолжило прогрессировать. Если в день поступления в больницу она находилась в ясном сознании, могла держать в руке полную бутылку воды объёмом 400 мл, мы общались первые две-три недели по мобильной связи, то уже через полтора месяца она не могла держать в руке даже кнопочный мобильный телефон.
При прикосновении к правым руке и ноге у неё была сильная боль, которую не лечили. Она ежедневно испытывала её, когда ей меняли подгузники. В Интернете отзывы о больнице были самые негативные, я узнал о них практически сразу В народе её прозвали “истрибительной”, было два телесюжета на местном ТВ, в которых люди говорили о подозрительных смертях своих родных. Больница подчиняется непосредственно району города и его представители всегда становились на её сторону.
Комитету по здравоохранению больница не подчиняется, но он выявил нарушения в лечении моей мамы в первой и третьей больницах. Росздравнадзор имеет полномочия проводить внеплановый инспекционный визит по согласованию с прокуратурой, но он не хотел брать на себя инициативу и перенаправлял мои еженедельные обращения с новыми аргументами в пользу внеплановой проверки в районную администрацию и мне оттуда приходил один и тот же ответ в поддержку действий врачей. Страховой компании от которой у моей мамы был полис ОМС было поручено провести экспертизу качества оказания ей медпомощи. Выдать переводной эпикриз врач мне отказалась, сославшись на мое обращение в Росздравнадзор с просьбой о переводе.
Я уже знал, что эта организация переводами не занимается, но понадеялся на комиссию от страховой компании. Как только специалисты со стороны обследовали бы маму, сразу вскрылись бы все нарушения больницы. Я думал, что приедет комиссия, состоящая из врачей, но оказалось, что эксперты проверяют только счета. В середине сентября маму перевели по социальным показаниям на койку для паллиативных (доживающих) больных, при том, что она таковой никогда не считалась. Истощение мамы усиливалось всё сильнее, руки и ноги стали палочками, живот ушёл внутрь. Мои попытки покормить маму при посещении вызывали отпор с её стороны.
Начали разрастаться старые и появляться новые пролежни, которые обрабатывали зелёнкой чего делать нельзя, это вызывает сильную боль. Я убеждал себя, что маме надо ещё потерпеть, что приедет комиссия. Подавал все новые обращения в госорганы.
Маму посетила уполномоченый по правам человека в городе, но этот визит ничего не исправил. Несколько недель она лежала под одеялом полуголая в одних подгузниках. Вся левая рука у неё стала синяя, на левой брови появился пролежень. За две недели до смерти 23 октября у неё уже было зондовое питание. В ординатороской с лечащим врачом я договорился о выдаче переводного эпикриза.
В тот же день, я прямо из больницы пошёл в районный Следственный комитет, чтобы узнать, возбуждено ли уголовное дело по моему сентябрьскому обращению. Мне предложили поговорить с руководителем следственного отдела. Я попросил его назначить экспертизу состояния моей мамы, но он этого не сделал. Через неделю я снова пришёл к нему, он был не в духе разговаривал очень резко.
Иду в больницу. Врач отказывается мне выдать переводной эпикриз, говорит, что впервые об этом слышит. То, что она мне ничего не обещала могут подтвердить свидетели. Это был подлый обман. На следующий день мне приходит ответ из Аппарата уполномоченного по правам человека, что он запросил внеплановые проверки через Росзравнадзор первой, третьей и четвёртой больниц. Еще через день получаю сообщение, что городская прокуратура поручает Росздравнадзору собрать комиссию специалистов для моей мамы. На следующий день она умирает.
Сейчас районная прокуратура проводит проверки больницы, где скончалась моя мама, некоторые нарушения в её деятельности уже выявлены. Районный Следственный комитет назначил судебно-медицинскую экспертизу, по оставшимся в морге биоматериалам. Но человека уже нет.
Из всех организаций, в которые я обратился, оперативно сработал только городской Комитет по здравоохранению. Менее чем за месяц, он выявил нарушения в оказании медпомощи в подведомственных ему первой и третьей больницах.
История не знает сослагательного наклонения, но иногда думаю, что если бы не моё головотяпство, эгоизм, неспособность принимать быстро правильные решения, мама была бы сейчас жива. Надо было забрать её домой, и за взятку отправить на скорой во вторую больницу, где её поставили на ноги.
При должном лечении всё было обратимо. Ни в одном из лечебных учреждений (четыре больницы и поликлиника) маме не диагностировали отказ от приёма пищи, как будто его не существовало.
О СЕБЕ: 40 лет, своей семьи нет. Из родни осталась только троюродная тётя, с которой нас сблизила потеря мамы, но общение не особо близкое. Отношений с противоположным полом нет. Семейным человеком себя не вижу.
Раньше занимался приработками, что позволяло жить с мамой в складчину, но в последнее время этот доход сократился, теперь нужно искать постоянную работу. Средств на жизнь, если не произойдёт ничего экстраординарного, на четыре месяца.
В детстве был нервный срыв в школе, после чего меня перевели на домашнее обучение, в институте учился заочно по профессии выбранной мамой и по которой я ни дня не работал и работать не буду. Профессии у меня фактически нет.
Я атеист и в встречу в загробном мире с мамой не верю.
Иногда на меня сильно накатывают тревога, вина, паника. Когда становится невыносимо выпиваю таблетку феназепама и так на один день “подмораживаюсь”.
Не могу смотреть фильмы, телепрограммы которые мы смотрели вместе, вспоминаются мамины комментарии.
Каждый день у меня слёзы. Когда естественным путём уходили из жизни другие родственники горевал не больше полутора месяца, но в случае с мамой я чувствую свою вину. Чувствую, что не имею права радоваться жизни, когда вдруг промелькнёт радостная эмоция.
История не знает сослагательного наклонения, но иногда думаю, что если бы не моё головотяпство, эгоизм, неспособность принимать быстро правильные решения, мама была бы сейчас жива. Надо было забрать её домой, и за взятку отправить на скорой во вторую больницу, где её поставили на ноги.
Сейчас районная прокуратура проводит проверки больницы, где скончалась моя мама, некоторые нарушения в её деятельности уже выявлены. Районный Следственный комитет назначил судебно-медицинскую экспертизу, по оставшимся в морге биоматериалам. Но человека уже нет.
Только городской Комитет по здравоохранению. Менее чем за месяц, он выявил нарушения в оказании медпомощи в подведомственных ему первой и третьей больницах.
МОИ СТРАХИ:
Боюсь не найти работу и как следствие этого потерять квартиру, стать бездомным. Пятидневку я точно не потяну, нужен сменный график.
Тётя говорит, что сейчас рано делать маме памятник на могиле, но я боюсь, что мне не хватит на это средств, если не найду работу. Мама заслуживает достойного захоронения, сейчас же на ее могиле только куча песка и маленькая бетонная трапеция с инициалами и фамилией.
Я стал бояться людей, особенно выглядящих экстравагантно или как-то проявляющих агрессию, необязательно ко мне. Стараюсь закупать продукты на максимально долгий срок, чтобы как можно реже выходить из дома (1-2 раза в неделю). Поздно ложусь спать в 3-4 часа ночи (ночью чувствую себя спокойнее) и просыпаюсь в полдень. Неприятны обычные звуки с улицы, вид “скорой помощи”. Иногда после сна чувствую жжение в груди. Порой накатывает тревога - смесь из неопределённости, одиночества и страха. В моей жизни из развлечений осталась только классическая музыка и книги. Сейчас читаю “Войну и мир” Толстого.
Часто возвращаюсь в воспоминаниях в течении дня к тому, какой мама была на смертном одре, в гробу, к наглым лицам врачей из последней больницы. С этими мыслями встаю утром и ложусь спать. Сны тяжёлые, снятся врачи, больницы или какая-то альтернативная история, где мама по прежнему жива. Вспоминать её весёлой жизнерадостной мне ещё тяжелее. C момента её смерти потерял 15 кг веса.
Пугает юридическая неизвестность с экспертизой. Если виновных в смерти моей мамы не осудят, для меня это будет очень сильный удар. В течении дня чувствую напряжение, пока вечером не проверю в шесть вечера электронный и обычный почтовые ящики, чтобы узнать пришли ли письма от правоохранителей с новыми подробностями хода дела. Неизвестно сколько продлятся все эти юридические дела.
ЧУВСТВО ВИНЫ ИЗ-ЗА:
Я знал, что больница нехорошая, что она не будучи дежурной занимает одно из ведущих мест по смертности в городе и об этом сообщали СМИ, что тем, кто пытался организовать её аудит несколько лет назад угрожали и тем не менее до конца надеялся на властные структуры, оставив маму в руках бандитов, не смотря на отзывы родственников больных в Интернете с призывами забирать своих родных. Считал, что не надо драматизировать, нужно проявить выдержку и удастся перевести маму в другую больницу, глуша мысль, что её медленно мучают и убивают. Что мама крепкая, надо только немного подождать и придёт помощь. Не смог отличить главное от второстепенного. Мама бы меня в такой больнице бы точно не оставила. Понимаю, что поступил бы совершенно по другому, будь вместо мамы жена или ребенок – действовал бы быстрее и решительнее, забрал бы их сразу узнав, что больница плохая. Но в случае с мамой я продолжал надеятся на госорганы, что они накажут виновных. Я понимал, что рискую её жизнью, испытыавал чувство тщеславия: “Но зато в отличии от других, я им покажу”.
После выписки из второй больницы я не следил дома за её лечением, предоставив ей возможность пить лекарства выборочно. Не настоял на визите невролога к маме после третьей госпитализации – он обязан был прийти к ней. Я был эгоистом, продолжая жить обычной жизнью, вместо того, чтобы с головой уйти в проблемы её здоровья. Когда маму только привезли в последнюю больницу, с мамой в одной палате лежала женщина, у её невестки тоже был отказ от приёма пищи и я не расспросил её как это лечиться. Я мог приходить к маме каждый день и сидеть с ней часами, но приезжал только раз в неделю, соседка по палате сказала: “Она ждёт Вас, приходите чаще”. Я видел, что маму не лечат и мучают и продолжал писать об этом всевозможные обращения, надеялся на приезд врачебной комиссии, на власть, при том, что знал из отзывов Интернете о неэффективности Росздравнадзора. Часть вины в её смерти на мне из-за моего легкомыслия и головотяпства. Причины её болезни я стал изучать серьёзно только после её смерти. В последний раз я пришёл к ней, она уже ничего не чувствовала извне, в её рту были остатки засохшей пищи, я не вытер ей рот.
Врач предложила принести фото мамы, как она выглядела до начала истощения. У меня была идея принести ей фотографию мамы в кителе (она в прошлом была сотрудником прокуратуры, это могло бы припугнуть врача), но потом решил, пусть лечат так.
Однажды ещё имея силы, мама позвонила мне, сказала, что ей нужно мне что-то сказать, чтобы я забрал её из больницы. Зная её состояние я ей отказал.
Если вина врачей будет доказана, теоретически можно попробовать судиться с больницей, но при этом появляется ощущение, что это будет попыткой нажиться на её смерти. Мысли о наказании врачей оборачиваются соображениями, что я забрал у мамы жизнь, чтобы жили другие люди и с ними не случилось подобное – я не имел права на это. Не имел права рисковать её жизнью.
Была идея подключить журналистов, но этого я тоже не сделал. Подавал обращение в прокуратуру через Интернет в библиотеке (Интернета дома не было), вышел из нее, вспомнил, что можно было бы указать электронные координаты, вместо почтового адреса ведомства, на чьё бездействие жаловался, чтобы они прореагировали быстрее, но не вернулся назад, хотя знал, что положение серьёзное.
Вместо того, чтобы лично идти в госорганы, писал туда обращения, а к руководителю районного Следственного комитета побоялся идти в третий раз, после того, как он довольно резко разговаривал со мной при прошлой встрече.
У меня был творческий проект, реализация которого растянулась на несколько лет и последние годы я большинство месяцев жил в долг у мамы. Завёл тетрадь, куда каждый месяц вписывал сумму недосдачи, но вернуть деньги так и не смог. Сейчас к творчеству почти охладел.
Я не смог вернуть маме даже десятой части той доброты, любви, заботы, которую она в меня вложила. Не дал ей лучшей жизни в материальном плане.
Я не уберёг самое дорогое, что у меня было. Провалил свой главный жизненный экзамен на зрелость.
Ответ для: Ярослав
Здравствуйте, Ярослав
Потеря близких людей – это всегда серьезное испытание, но для Вас оно оказалось более серьёзным, потому что Вы так и не смогли сепарироваться от своей мамы. Чувство вины – это результат не пройденной сепарации. Видно, как Вы боролись за мамину жизнь, но значит пришло время маме уходить, и в этом никто не виноват!
Вы сейчас проходите определенный этап горевания, на котором обвинения и чувство вины – это естественные процессы. Попробуйте обратиться к врачу психотерапевту, чтобы он назначил Вам правильные медикаменты для поддержания Вашей нервной системы.
К сожалению, отсутствие семьи и неустроенность Вашей жизни, в т.ч. и финансовая – это тоже результат не пройденной сепарации. Когда пройдете все этапы горевания, Вам необходимо будет пройти сепарацию от мамы, чтобы дальше жить полноценной жизнью. Если процесс горевания очень сложен для Вас, чтобы не уйти в психосоматику, обратитесь к медицинскому психологу.
Кризисный психолог, арт-терапевт, сказкатерапевт, арт-коуч. Вотсап, Телеграм: 9022706508 Первая консультация бесплатная
Ответ для: Ярослав
Здравствуйте, Ярослав! Сочувствую Вашей потере. Потеря близкого человека болезненна. А Вы, судя по Вашему письму, были с мамой в достаточно близких отношениях. Я бы сказала даже точнее, Ваша жизнь была очень тесно связана с мамой. Не возникло достаточной отдельности, автономности. И поэтому потеря мамы в значительной степени может сейчас дезориентировать Вас. Если раньше мама, возможно, предопределяла, как будет организована Ваша жизнь, то теперь Вы один перед лицом мира. Могу предположить, что если виновных медицинских работников или учреждений не привлекут к ответственности, могло бы означать для Вас, что вся вина - Ваша. Но это не так. Из Вашего письма видно, что Вы много делали, предпринимали. Да, возможно, было что-то другое, что Вы не сделали, а можно было. Но можно ли было? В моменте Вы делали лучшее, что могли. Другого не могли. По какой-бы причине ни было. Задним числом всегда видны другие дорожки и способы, но Вы и про них не знаете, помогли ли бы они или же нет. И самое главное - Вы не всемогущи. А люди - смертны. И жизнь человека, в первую очередь, в его власти, не в Вашей. Вы сейчас переживаете этапы острого горя. Я бы очень рекомендовала Вам обратиться к психологу. Вы очень правильно сделали, что написали, что ищете помощь. В острой ситуации можно обращаться на телефоны психологической помощи экстренной, эти службы круглосуточны. Так же возможно Вам была бы полезна медикаментозная поддержка, препараты может подобрать психиатр, они облегчат Ваше состояние и помогут функционировать, чтобы делать текущие дела, которых требует жизнь. Конечно, очень рекомендую обратиться за помощью к психологу, причем в формате прямо сопровождения. Сопровождение психолога помогло бы Вам постепенно проходить путь горевания, чтобы не застрять на каком-нибудь этапе этого процесса, и вернуть себе себя, а затем начать понемногу выстраивать свою собственную жизнь.
Ярослав, сочувствую вашему горю! Примите соболезнование! Подписываюсь под всеми предыдущими комментариями коллег. Наступил момент взросления и вам предстоит выстраивать свою жизнь самостоятельно и брать за нее ответственность. Пережить горе можно только действием. Займите себя разбором архивов, раздачей вещей мамы, переоформлением документов, пишите письма маме, знакомьтесь с вакансиями и ищите подходящую работу, именно та, которая вам будет по душе. Стоит пойти в терапевтическую группу. Хочу порекомендовать вам направить вашу энергию на волонтерскую деятельность (от лишних рук в больнице еще никто не отказывался). Ощущается, что вы обвиняете себя в уходе мамы, это так? Сил вам.
Ирина Крамченко +7 952 554 37 09
Благодарю за помощь всех откликнувшихся специалистов.
Цитата: Ощущается, что вы обвиняете себя в уходе мамы, это так?
Да это так. Больница, в которой умерла мама считается криминальной и мне было это известно на момент её нахождения там. Маме становилось всё хуже, а я успокаивал себя, считал, что не надо драматизировать. Надо было с головой уйти в эту проблему.
В итоге представители власти, на которых я надеялся свои задачи не выполнили, а когда одну из них (Росздравнадзор) к выполнению обязанностей принудила прокуратура было уже поздно.
Понимаю, что окажись на месте мамы потенциальная жена или ребенок не оставил бы их в этой больнице.
Цитата: Да, возможно, было что-то другое, что Вы не сделали, а можно было. Но можно ли было?
Можно было забрать её домой и отправить в другую больницу, например во вторую, где её поставили на ноги. Закон позволяет пациенту выбрать медучреждение при госпитализации.
Цитата: Вам необходимо будет пройти сепарацию от мамы, чтобы дальше жить полноценной жизнью.
Извините, но критереев "полноценной жизни" не существует. То, что таковой считается, есть только присущий тому или иному времени стереотип. При таком подходе "неполноценной жизнью" жили Диоген, Андерсен не имевшие семьи или сейчас живёт физик Перельман, проживающий вместе с матерью.
Ответ для: Ярослав
Да, это сейчас ретроспективно Вы видите другие возможности. И основываетесь на этом. И сейчас Вы сделали бы по-другому. Но сейчас это не тогда. Сейчас Вы основываетесь уже на случившемся опыте и результате. Которого заранее Вы никогда не знаете. Я верю в то, что человек в моменте делает лучшее из доступного ему. Не теоретически, не ретроспективно - оглядываясь назад и поучая себя самого, а именно в моменте. В том стрессе, в котором находится, в том цейтноте, растерянности, итд. Поэтому Ваш довод, что Вы действительно могли сделать лучше, - как теперь говорят - не релевантен. Скорее, я задумываюсь, отчего Вам так важно оставаться в чувстве вины, настаивать на ней?
Ответ для: Рощина Кира
Я знал, что больница криминальная. Видел, что маме становится хуже и до конца надеялся на помощь от государственных органов, что получиться её перевести в другую больницу напрямую. Это возможно, такая практика существует. Маму надо было сразу забирать домой хотя бы и недолеченной и отправлять за взятку в в другую больницу.
https://ya.ru/video/preview/18204060799803860323
https://ya.ru/video/preview/5228087435184608733
История не знает сослагательного наклонения, но сейчас от этого не легче.
В этой теме 8 ответов, 4 участника, последнее обновление Ярослав 8 мес. назад.