Психика адаптируется ко всему (или почти ко всему).
Вспоминаю рассказ одной блокадницы об ужасах выживания военного времени, тогда я еще была далека от своей нынешней профессии и поразилась тому, как обыденно, отстраненно, с ледяным спокойствием она говорит о вещах, кажущихся для меня несовместимыми с жизнью. Тогда я ещё не знала, что слова (представления), выражающие смысл, и чувства, связанные с этими смыслами — можно полностью изолировать друг от друга. Этот психический механизм так и называется -«изоляция аффекта».
Если чувства невыносимы настолько, что могут разрушить целостность психики — ей ничего не остаётся, как изолировать понимание от чувствования. Причем, не от конкретного чувства: этот инструмент не подразумевает избирательности. Атакуется сама способность чувствовать.
Эвакуировать невыносимую душевную боль возможно, но в этом случае ценой будет способность испытывать чувства вообще. Нельзя отринуть только страдание, не пожертвовав, скажем, СОстраданием: сама словесная форма говорит о том, что у этих переживаний общий источник.
Как говорится: либо всё, либо ничего.
«Нечеловеческое страдание» — это словосочетание как нельзя лучше передаёт смысл инструмента психической защиты, который, сохраняя в человеке человеческое — изолирует то, что могло бы эту человечность разрушить.
Нечеловеческое в этическом и клиническом смыслах переживание — способно развязать психоз, заставить человека проститься с жизнью или отнять чужую. Поэтому, чтобы уцелеть, то есть, буквально сохранить себя целостным, интегрированным, способным к пониманию (происходящего), связыванию и адаптации в условиях, несовместимых с «человеческой» (культурной, этической, социальной) нормальностью — психическое «отключает» возможность это переживать. Предлагая лишь «сухой остаток» понимания.
Выражение «сухой остаток» заимствовано из химии. Это то, что остается после выпаривания в химической реакции химического раствора. В котором, скажем, вода — это чувственный компонент представления, а твёрдые частицы, растворенные в ней — символы (слова), придающие чувствам смысл — некие общечеловеческие значения, о которых мы договорились посредством «языкового пакта».
И когда испаряется эта «чувственная вода», например, от слова «смерть» отделяется его личное чувственное проживание — остаётся только знак, слово из шести букв.
Факт. Резюме. Чужая похоронка.
Это не хорошо и не плохо. Механизмы психической защиты вообще не находятся в плоскости диалектики добра и зла.
Как в ней не находится, например, журналист, работающий в горячей точке. Чтобы делать свою работу, выполнять свою миссию — ему в некотором роде, действительно, нужно стать «нечеловеческим существом». Не бросаться спасать невинно убиенных или карать убийц, а стать продолжением своей камеры, беспристрастно фиксирующий эти факты; эти «сухие остатки»… Иначе он не сможет работать, и люди не смогут узнать правду.
Или хирург, который должен предельно четко понимать то, что он препарирует живой организм и, вместе с тем, не понимать этого… Не так, как понимаем это мы с вами прямо сейчас.
Для меня главный этический вопрос состоит не в том, как же такое возможно, а в том, где пролегает Черта. Где эта Грань, отделяющая спасение психики от ее необратимой деформации. Черта, за которой самосохранение превращается в деградацию, в безвозвратную «утрату человеческого облика» …
Этот этический вопрос сегодня должен задать себе каждый: до какой степени можно «потерять человеческое лицо», спасая в себе человека …?
