Как любое хорошее кино, нашумевший фильм «Субстанция» оставляет после себя много мыслей и переживаний, а еще вызывает целый ворох ассоциаций с другими страшными сказками об одержимости молодостью и красотой. Первым на ум приходит Дориан Грей, влюбленный в собственный портрет и готовый на все, лишь бы сохранить свою привлекательность, а от Дориана недалеко и до очарованного собственным отражением Нарцисса.
В свои пятьдесят Элизабет больше не годится на роль сексапильной ведущей популярного телешоу, но некая чудесная субстанция дает ей возможность создать «лучшую версию себя» — молодую и привлекательную Сью, которая теперь будет вести шоу вместо нее. Сью появляется на свет взрослой женщиной, словно Ева, вышедшая из рук Создателя. И подобно все той же Еве в «Потерянном рае» Мильтона, «долго и восхищенно любуется собственным отражением. Сама Элизабет тоже постоянно смотрит в зеркало, сравнивая свое стареющее тело с прекрасным телом Сью, словно мачеха Белоснежки, не способная уступить первенство более молодой падчерице. Мы привыкли воспринимать Белоснежку невинной жертвой, но в чем-то она вполне под стать мачехе: покупает гребни и шнурки для корсета, чтобы стать еще привлекательнее, а в конце заставляет мачеху плясать на своей свадьбе в раскаленных железных башмаках. К слову, к гибели тщеславную Белоснежку, как и тщеславную Еву, приводит яблоко. Современная Белоснежка Сью конкурирует с мачехой-Элизабет уже совсем на равных и готова биться за первенство до последней капли крови – причем, в самом прямом смысле слова.
Сью – то ли порождение, то ли продолжение Элизабет, и их отношения – это отношения матери и дочери в их самой нездоровой форме. Здесь непонятно, где «я», а где «ты». Нет двух отдельных личностей, а есть симбиоз, который поддерживает существование обеих, но при этом ни та, ни другая не может жить полноценной жизнью. Пребывание в таком симбиозе удушает, а разорвать его невозможно. Мать не признает отдельность дочери и не может ее отпустить, потому что не имеет собственной жизни и живет только успехами дочери, как бы присваивая их себе. А дочь тайно, зачастую неосознанно ненавидит мать за то, что та ее не отпускает и не дает наслаждаться жизнью на полную катушку. Но при этом дочь тоже не может разорвать эту нездоровую связь. Связь, в фильме показанную в виде трубки капельницы – этакой пуповины, по которой кровь перетекает из одной в другую. Вспоминается еще одна готическая сказка – граф Дракула и его обольстительные вампирши, поддерживающие свое существование за счет чужой жизненной силы.
Интересно, что фильм называется Substance. Слово это означает субстанцию или вещество, но также и нечто вещественное, плотное, ощутимое, суть или сущность чего-либо. Именно этой ощутимой сущности и не хватает героиням фильма. Они существуют только как картинка на экране. Существуют, только пока на них смотрят бесчисленные зрители. Поэтому, потеряв работу на телевидении, Элизабет теряет волю к жизни. Больше нет смысла что-то делать и выходить из дома. Энергии хватает только на то, чтобы целыми днями валяться перед все тем же телевизором, этим магическим кристаллом, полным бестелесных иллюзий.
Главная тема фильма – это тело. Но тело не живое, плотное, ощутимое, а тело как внешняя оболочка, образ на сетчатке глаза, отражение в зеркале, мираж на экране телевизора. В английском языке есть поговорка – beauty is skin-deep, то есть «внешность обманчива», а если дословно – «красота не глубже кожи». Идеальное тело Сью – это лишь картинка, никак не связанная с реальностью – с кровью, внутренними органами, процессом старения. Все это скрыто под ее прекрасной кожей. Существование его старательно отрицается и прячется, но оно все равно постоянно вырывается наружу и дает о себе знать. В природе каждая часть тела – это орган с определенными функциями, но в современной культуре это всего лишь деталь красивой картинки. А что если картинку разобрать на детальки и пересобрать как попало?? Тогда отдельные части тела окончательно потеряют свою функциональность, а вместе с ней и красоту. Оказавшись не на своем месте, женская грудь, этот объект мужского восхищения, превращается просто в уродливый кусок плоти.
Если в начале фильма новоиспеченная Сью напоминает прекрасную Еву из поэмы Мильтона, то в конце она уподобляется совсем другому персонажу английской литературы – чудовищу Франкенштейна. Как и Ева, этот персонаж был не рожден, а создан, и после появления на свет тоже смотрел на свое отражение, но уже не с восхищением, а с ужасом. Однако жажда внимания так велика, что героиня готова явиться на съемки даже в виде монстра, утратившего не только красоту, но и всякое человеческое подобие. Она кричит напуганной публике: «Не бойтесь, это же я!», не понимая, что ее единственным «я» была ее идеальная внешность, которую она утратила. В конце от нее остается только лицо – маска из кожи, за которой ничего нет. Впрочем, в каком-то смысле так было с самого начала – красивая маска, идеальная оболочка молодого тела, а внутри – ничего. Ничего по-настоящему реального, что можно было бы назвать substance.