Отцу

Здравствуй, папа! Даже сейчас, во взрослом возрасте, эмоции к тебе мешают начать говорить. Знаешь, я не так часто думаю о тебе. Наверное, от этого легче. Легче обманываться на твой счет и убеждать себя в том, что все, связанное с тобой, откипело, отболело и прошло, не оставив никаких следов, по крайней мере, в настоящем. А прошлое… Зачем в нем копаться, ведь все равно ничего не изменишь, говорит мне моя рациональная часть. Так то оно так, за исключением одного маленького «но», которое перечеркивает все мои логические построения: каждый из нас состоит из прошлого, будь то желания, отношения, мечты или любой другой опыт. Даже у младенца есть прошлое, в котором он беззаботно булькал в животе у матери. И для того, чтобы отрицать свое прошлое, надо быть большим оптимистом. Именно прошлое привело меня к тому, где, как и с кем я нахожусь сейчас, в этой конкретной точке времени. И если в прошлом у меня были не прощенные обиды или совершенные косяки, они не исправятся просто потому, что прошло много времени. Они останутся со мной, исподволь формируя мое настоящее.

В детстве я очень любил тебя. Легче любить человека, которого рядом нет, чем того, кто всегда с тобой. У последнего больше шансов допустить ошибку. И ты любишь со всей безоглядностью, на какую только способны чувства маленького ребенка. И ты не задумываешься о причинах, почему этого человека нет рядом. Воспринимаешь как данность. Привыкаешь. Хотя… Привыкаешь?? Кого я пытаюсь обмануть? Это взрослые придумали это слово, чтобы хоть как-то приспособиться к своей боли. В детстве такого слова нет. Вернее, ты знаешь, что оно есть, но оно тебя не трогает и не облегчает твоей жизни. Наверное, потому, что еще не научился себя обманывать. Ну ничего, папа, очень скоро ты меня этому научишь.

А пока я маленький, сижу у окна и жду, когда появится знакомый силуэт, ведь ты обещал прийти. И ты же сдержишь обещание? Да? Скажи «Да!» Что тебе стоит? Что тебе стоит обмануть того, кто верит тебе больше, чем самому себе? Что тебе стоит снова прийти пьяным и в полубессознательном состоянии грохнуться на пол? Что тебе стоит снова не уделить мне время, променяв меня на друзей, бутылку, работу или гаджет? Что тебе стоит опять не поговорить со мной, ведь мир вокруг намного интереснее лепета сопливого спиногрыза? Что тебе стоит обругать меня, даже не удосужившись разобраться, прав я или нет? Что тебе стоит, папа? И каких усилий стоит мне любить тебя? Ты же не задумываешься об этом, правда? Моя любовь для тебя как данность, она просто есть и все. Тебе не надо за нее бороться, тебе не надо ее заслуживать – тебе достаточно просто появиться для того, чтобы быть сбитым с ног потоком моей привязанности.

В детстве это работает, согласен. Но детство быстро заканчивается, ты разве не знал? Потом начинаются сравнения: у кого какой папа, чей лучше, чей круче – классика ранне подростковой песочницы. Ты будешь смеяться, но статус и количество бабок влияют на рейтинг пап в детском восприятии гораздо меньше, чем то, что мы делали вместе с папой. «Посмотри, мне мой папа машинку на пульте купил!» — «А мы с моим папой плот из досок сделали и по реке на нем плыли!» Чего стоит мажор в сравнении с бывалым морским волком в завистливых глазах пацанов и восхищенных взглядах девчонок!

А если папа ничего не купил и не сделал? Не беда – я придумаю красивую историю, я совру, чтобы никто и не догадался о том, что тебя в моей жизни практически нет. Мне приходилось придумывать тебя, рисовать штрихи к твоему образу, приходилось врать… Хотел сказать, что врал другим, потому что было обидно и стыдно, но… Это тоже будет ложью. Не стыдно мне за тебя, а больно. За себя больно, за детство свое и стыдно от боли своей. И не другим я врал, а себе, просто стараясь заглушить боль от ощущения собственной ненужности.

Но ведь это я сейчас такой умный, а тогда мне никто ничего не объяснял, выплывай сам, как можешь. А жить с болью долго нельзя, знаешь ли. И что делать в такой ситуации – вопрос в детской голове не стоит. Выход только один – ненавидеть. И ты не разбираешься, плох этот выход или хорош, ты просто пользуешься им, как «скорой помощью», для скопившихся внутри обиды, ярости, гнева и бессилия. И ненавидишь всегда только себя, даже если вслух или самому себе говоришь иначе. Ненавидишь ту слабость, которую ты открыл во мне, папа. А ненависть к себе я могу проявить ой как по-разному: от самоубийства до причинения боли другим, от непомерной гордыни до самопожертвования. Что бы кто ни выбрал, любви к себе там не будет. Там будет место только для одного желания: заглушить боль внутри. А средство каждый выберет по себе.

А со временем уже и не помнишь и не понимаешь, где и из-за чего болит. И где вылезет эта боль, на кого она выльется: на жену, ребенка, подчиненного – какая разница, если она все равно поднимет свою уродливую голову и скажет мне: «Привет!» И все благодаря тебе. Спасибо, папочка!

А с этих слов и происходит все самое интересное. Начинается вторая серия фильма про мою жизнь «Живи в дерьме, сынок». Одно дело, когда ты не понимаешь, отчего с тобой случаются определенные ситуации, клянешь жизнь, судьбу и начальника, и совсем другое – когда ты начинаешь осознавать, откуда растут ноги у твоих проблем. Сказать с умным видом, что все проблемы из детства – это то же самое, что глубокомысленно рассуждать о том, что все деревья состоят из древесины. Толку от этих рассуждений, если ничего не делать? А что мне делать? Ты мне не объяснил, папа. Ты говорил, что то-то и то-то делаешь для моего блага и хочешь, чтоб я был счастлив. А как это возможно, ты задавался вопросом? Как ты можешь научить меня быть счастливым, если сам не знаешь, что это такое? А если ты еще и религиозен, то счастье в твоем понимании – это страдать и жертвовать собой.

«Будь счастлив» — говорил мне ты. Я не спорю, но что ты имел в виду? Помогай всем и вся, не смотря на то, есть ли у тебя силы и возможности для этого, и не заморачиваясь, есть ли даже сама просьба о помощи. Усердно работай и немного зарабатывай, ведь деньги в жизни не просто не главное, но само упоминание о них неприлично и много у честных людей их не бывает. Не развивайся: твое время на это будет сожрано семьей, работой, друзьями и бытом. Ты мне всего это не говорил, папа, но ты делал лучше – ты мне показывал это своим примером. Ты учил меня одному, а убеждал в обратном. Каждый день. Каждый гребаный день, мать твою! Ты никогда не задумывался, что рядом с тобой легче стать психом, чем сохранить свое душевное равновесие? Как ты называл людей, заявляющих одно, а делающих другое? Лицемерными подлецами и двуличными ублюдками? А сам-то ты кто, по-твоему? И в чем твое отличие? Или ты думаешь, что я не видел этого? Так вот знай: я всегда видел это лучше тебя. Чуйка на фальшь у детей отточена так, что будь здоров. Мозгов недостает, это правда, но интуиция всегда безошибочно подскажет, чему ты мог меня научить.

Знаешь, папа, мне понадобилось время, чтобы соскочить с этого пути. Я понял одну интересную штуку: детство не бывает безоблачным. У каждого свои скелеты в шкафу, разница только в размерах шкафа, который может превратиться в Нарнию, и в количестве скелетов. Но именно детство делает нас кем-то, а кем – решаете вы, родители. У нас нет выбора в собственном воспитании. И то, что вы говорите и чему учите, не стоит ничего в сравнении с тем, как вы поступаете и что делаете. В детстве выбора нет. А потом? И потом у большинства его тоже нет. А знаешь, почему? Потому что выбор – привилегия свободы. А нас этому не учили.

Нас учили быть безоговорочно благодарными родителям за все, что они сделали и чего не делали. Дело благое, кто спорит, но что это, как не насилие над собой? Почему я должен быть благодарен за то, за что проще ненавидеть? Ах да, я и забыл, что речь идет о моих непогрешимых родителях, которые не могли наделать ошибок! Но даже если и могли, они же сделали это не нарочно, да? Хватит этого дерьма! Хватит подтирать себе сопли розовым единорогом! Хватит жить в иллюзиях, вам не надоело? Мы не можем знать, почему наши родители вели себя тем или иным образом. Здесь мы включаем наши интерпретации. «Мой папа вел себя так, потому что хотел мне добра» — откуда ты можешь знать, чего он хотел? И даже если добра, то что такое добро в его понимании? «Моя мама была холодна со мной, просто она не могла иначе, она была так воспитана…» — а почему тогда ты можешь по-другому со своими детьми? Тебя же тоже этому не учили?? Хватит врать самим себе! Если ваши родители вели себя с вами холодно, жестоко и равнодушно (список можно продолжать до бесконечности), они это делали, потому что хотели делать именно так, а не потому что не могли иначе. И вот это ваше заявление «не могли иначе» не что иное, как написание сказочки про своих родителей.

Они перед вами извинялись за то, что делали? Они раскаивались в каких-то своих поступках? И если нет, у меня для вас плохие новости: родители не чувствовали себя виноватыми и не нуждаются в вашем прощении. Им оно не нужно. А зачем, если они считают себя правыми? И единственный человек, которому нужно оправдать поведение своих горячо любимых родителей – это я сам.

Зачем, спросишь ты. А затем, чтобы поверить в то, что ты меня действительно любил. А в это сложно поверить, если посмотреть на ситуацию со стороны. Со стороны взрослого, а не ребенка. Но мне страшно от этого. Проще написать у себя в голове сказку, где все любят друг друга и все хорошо. И если мне безопаснее жить в иллюзиях, кто мне помешает? Если я не захочу увидеть очевидного, я и не увижу. Если я захочу увидеть плохое, я увижу лишь серое небо, а зеленая трава останется незамеченной. Реальность будет именно того цвета, который я готов воспринять. Заметь: готов, а не не могу. Могу-то я различать весь цветовой спектр жизни, а воспринять готов лишь малую часть его. Я могу утверждать, что хочу видеть солнце, но если мои окна занавешены шторами, в моей комнате будет тускло и мрачно даже в самый яркий день. Понимаешь, о чем я? Я не спорю, ты меня научил видеть одно, и не замечать другого, ты научил меня играть в игры со своей совестью, желаниями и бог знает чем еще. Но я понял одну простую вещь, папа: когда я взрослею, я сам могу выбрать, как мне жить. Мне не надо быть похожим на тебя, или наоборот, скрывать наше родство. И хочу я того или нет, я – твой сын, плоть от плоти, кровь от крови. И меня больше не напрягает этот факт. Я больше не боюсь потерять тебя или твою любовь, была она или нет. Я в любом случае останусь твоим сыном, даже если буду самим собой. Мое счастье зависит не от того, что ты сказал, а от того, что я сделал, не от того, во что ты верил, а от того, во что поверил я. Если ты считал, что в нашей стране нельзя заработать, это еще не значит, что ты прав. Это значит только то, что это не получилось у тебя.

И так во многом. Но это была твоя жизнь и твои убеждения, далеко не все из которых были правильными. У меня есть право на свою жизнь, отличную от твоей. Будет она с большим количеством удач и ошибок, или с меньшим, она будет МОЕЙ. И я могу прожить ее сам, а не под твою диктовку, не под звуки твоего голоса в моей голове. Я достаточно взрослый для этого.

Я хочу сказать тебе спасибо за те моменты, в которых я был счастлив благодаря тебе. А за некоторые моменты я тебя ненавижу, потому что ты вел себя как последняя скотина по отношению к своей семье. И еще я хочу тебе сказать, что люблю тебя просто так, не ища доказательств твоей любви и не оправдывая то, что ты делал или наоборот, не доделал. Мне это уже не нужно. А знаешь, почему? Потому что если я недополучил чего-то в детстве, то теперь, у этого маленького мальчика внутри меня, есть взрослый Я, который в состоянии защитить его и любить просто так, за то, что он есть.

А обижаться на кого-то или оправдывать значит не взрослеть, а застыть в тех моментах, когда меня недолюбили, предали, обманули или просто не обняли. А я больше не хочу оставаться там. Я пойду вперед. Помнишь, с чего я начал? Нельзя отрицать свое прошлое. Но и жить в нем не стоит, иначе для настоящего останется слишком мало места. А счастливым или несчастным я могу быть только в настоящем. И каким будет мое настоящее, решать мне.

(А. Кох)