Это была относительно не долгая болезнь по сравнению с теми, которыми страдают несчастные парализованные на долгие годы, прикованные к пастели. Но эта болезнь была коварная, жестокая и беспощадная, поскольку не давала никакой надежды на выздоровление. Такими бывают только онкологические болезни на четвертой стадии, когда спасти может только чудо. Но чуда не произошло.
Тяжелейший крест ложится на плечи того человека, которому нужно вытерпеть, пережить и принять свой «уход из жизни». Но, не меньший крест ложится на плечи его близких, которым нужно поддерживать и заботиться о болеющем, с одной стороны, и каким-то образом поддерживать самих себя и друг друга, понимая, что «уход из жизни» близкого человека неизбежен, видя, как он худеет, слабеет, как у него меняется цвет кожи и пр., но, в тоже время не понимая, как его вдруг может не стать. Ну вот же он здесь, с нами, хоть и изменившийся, но он здесь. Как же сейчас он здесь, а в следующий момент жизни его может не стать? К этому невозможно подготовиться, сколько бы времени ни оставалось.
Мама заболела в сентябре, легла в больницу и на первой же неделе у нее обнаружили пока еще неизвестно какое образование в поджелудочной железе и что-то подозрительное в печени. Первая реакция была – шок и отрицание. «Как же так? Все будет? Все будут? А меня не будет?» — говорила мама. «Мама, но ведь это еще все не точно, еще нужно пройти дополнительное обследование» — отвечали мы. Ведь тогда еще была надежда. Но мама была безутешна, она как будто уже предчувствовала, что выздоровления не будет и что она «уйдет». Какие еще можно было найти слова?
Мы до последнего думали, что все будет хорошо. Но когда позвонили из больницы и сказали, что маму уже привезли из операционной, а операция вместо 6 часов длилась 2, я поняла, что произошло самое страшное. Земля уходила из-под ног, я не представляла, как буду жить дальше.
Как это ни прискорбно, но от общения с современными «гуманными» врачами оптимизма у нас не прибавилось. «О выздоровлении речь не идет, речь идет только о продлении жизни» — сказали врачи из химиотерапии. Видимо они считали это поддержкой со своей стороны не давать пациенту никакой надежды, в то время, как мама и мы еще не осознали всего, что происходит и восприняли эти слова, как смертельный приговор.
А дальше пошла борьба за мамину жизнь. Каждый из нашей семьи пытался найти свой выход и, конечно же, не верил в ее скорую кончину. Мама, как медик, доверилась химиотерапии. Она, проработав всю жизнь в медицине, была уверена, что парочка процедур приведут к ремиссии и дальше можно будет маленько передохнуть. Но если бы все было так просто. Ей приходилось на неделю ложиться в стационар на «химию», а после выписки мы различными лекарствами поднимали уровень тромбоцитов, чтобы на следующий месяц маме снова провели химиотерапию. И так до самого конца. Оказалось, что непринятие на «химию» означает, что она уже не имеет смысла, и конец не минуем.
Папа, бывший проходчик, не заработавший ничего кроме инвалидности, пытался лечить маму травами. Изучение лекарственных растений стало его хобби после ухода из шахты. И все бы ничего, если бы все было в меру. Но он предлагал лечиться маме ядами, такими как болиголов, аконит. Из-за этого были постоянные ссоры, и он никак не мог понять, что это мамина «жизнь» и она сама вольна решать, как ей лечиться и как распорядиться тем временем, которое у нее осталось.
Я перерыла весь интернет, выделила, какие есть различные точки зрения на причины возникновения «рака» и соответственно способы лечения. Приехала, рассказала все родителям. Папа был категорически против всего. Он сам хотел вылечить маму. Я в последний момент чуть не купила какое-то зелье за достаточно высокую цену, в состав которого входила рыбка корюшка, и только гораздо позже поняла, что мама бы не стала им лечиться, поскольку его нужно было вводить внутримышечно, а зелье было на основе коньяка. Да, можно было подумать: «Какой дурак будет вводить себе внутримышечно спирт?» Но ведь я хотела, чтобы мама жила, и была готова поверить во что угодно. От одной глупости Господь увел, но я нашла в интернете монастырский сбор лекарственных трав, купила их, нужно было только приготовить отвар, но папа опять был против.
В итоге, вместо того, чтобы сплотиться против общей беды, наши отношения с отцом превратились в противостояние. Он вел себя неадекватно: когда в химиотерапии отказали, он надеялся найти во мне союзника и убедить маму принимать яды. Папа не хотел верить в то, что мама умрет, даже когда от болей уже не помогали сильные обезболивающие и пришлось переходить на наркотики. Проблема была еще и в том, что он хотел разобраться во всех проблемах и конфликтах, которые у него накопились за время совместной жизни с мамой. Он хотел разрешить все вопросы немедленно, причем относясь к маме, как раньше, т.е. как к совершенно здоровому человеку. А это еще больше подливало масла в огонь, спокойствия и поддерживающей обстановки дома не было.
Понимая это, я решила хоть как-то ослабить напряжение, помочь маме принять ситуацию и дать надежду, что жизнь не заканчивается земной смертью. Так, мама пришла к Богу. Сначала она ходила в церковь только потому, что надо. Но потом возникла настоящая, живая вера. Помню, как я просыпалась утром под чтение молитв, и на душе становилось благостно и спокойно. Наверное, это не возможно, но я чувствовала, что Господь с нами и помогает нам пережить грядущее событие.
В последние дни чувствовалось, что мама уже смирилась и как будто была не с нами. Ушла она в другой мир без сознания, тихо и спокойно, видимо не желая нас пугать. Вот так мамина болезнь изменила жизнь каждого из нас.
Потом я еще долгое время буду видеть маму во сне и брать в руки сотовый телефон, ловя себя на мысли, что жду ее звонка, но это будет лишь подтверждением того, что мама просто перешла в другой мир и мы еще встретимся.
