Я не совсем понимаю, за счёт чего исцеляются разбитые сердца. Не думаю, что дело во времени, допускаю, оно — неоднозначное явление. Пока мне близка идея, что разбитые сердца собираются вновь благодаря другим любящим сердцам, и одному самому главному — своему собственному.
Знаю, что моё разбито. И что будет разбиваться ещё много раз, тоже знаю. Я более не насилую себя надеждами и намерениями терапевтировать его посредством проживания всех стадий горевания, или прочими терапевтическими идеями. Я позволяю своему сердцу биться так, как ему бьётся. Пока это кажется мне самым добрым и честным вариантом по отношению к нему, моему сердцу, а значит, к самой себе.
В моей жизни есть люди, что дуют на ранки моего сердца, заботятся о нём бережно.
В чьей-то жизни моё сердце — то самое, исцеляющее. В особенности, хочу верить, так случается в контакте с моими клиентами; и с другими, кого выбирает любить моё сердце.
Странные эти разбитые сердца — уязвимые, хрупкие, осторожные, недоверчивые, или доверчивые вопреки, такие смелые, и самые красивые, потому что живые.