Идеализация образа другого, подражание эталонам, следование за авторитетами — всё это следы самой ранней фазы в развитии собственного Я. Мы все поначалу видим свой образ завершенным и воплощённым в его полноте — только «вне себя». Т.е., в другом. Мы появляемся на свет абсолютно беспомощными и буквально не владеем собой — в любом из смыслов. Мы видим, предвосхищаем свою завершенность, свою «совершенную будущую форму» — только в другом, во взрослом.
В том, как он воплощает идеальное владение телом, речью, реальностью…
Собой.
И этот образ другого, эта его «завершённая форма» — становится тем, что в психоанализе обозначается термином «Идеал-Я». Вот она, передо мной — эта идеальная человеческая форма, этот завершённый образ-гештальт, то, к чему я должен прийти — всё здесь, в другом. Именно поэтому он становится Идеалом-Я, а не потому что пропорции его тела соответсвует витрувианскому человеку Да Винчи, а черты лица — «золотому сечению». И вся эта сцена разыгрывается в декорациях речей другого.
Родитель говорит, обращаясь к ребёнку по имени: «Посмотри, Вася, какой ты красивый! Глазки у тебя папины, носик мамин, а волосики — от бабушки». Вот таким нехитрым способом ребёнок и «присваивает себе» глазки, ушки, — всю эту красоту… И только так — через именование — он будет собирать «мозаику» своего Я из «кусочков» слов другого.
Подобное «приСВОЕние» будет сопровождать нас и дальше, но уже не в такой архаической форме, а в форме идеализации черт, качеств, способностей — которые соблазняют, притягивают, завораживают в другом.
И казалось бы — с учётом всеобщих условий развития, описанных выше — идеализация другого и подражание ему — должны быть вполне закономерными.
Однако же многие люди испытывают мучительный стыд, обнаруживая желание быть похожим, подражать, копировать другого. А те, кого копируют — очень ревностно и даже агрессивно на это реагируют.
Будто желание быть похожим, повторить, взять что-то от другого — преступно, будто оно «обворовывает», «обедняет» самость другого. И наказывается виной. И стыдом, ведь в моем подражательстве другой распознАет мою «пустоту», «фальшивость», «никчемность» и брошенный ему «вызов»…
«Он украл мою идею!» — негодует художник, угадывая черты своего стиля в работах другого. «Она лишила меня индивидуальности!» — жалуется любительница оригинальных татуировок, заметив у кого-то похожую работу. Почему так происходит?
Почему обнаружение (узнавание) себя в другом воспринимается, как физическая утрата части себя?
Ведь обмен (в широком смысле) — это суть человеческого (со)существования.
Потому что отношения Я-Другой с момента их зарождения чрезвычайно сложны и запутаны.
Собственное Я, хоть и выстраивается по образу Другого, одновременно нуждается и в отчуждении, отказе от образа другого в себе! Отделить себя от другого — одна из глобальных задач психического развития.
Если Я — в Другом, то как избежать спутанности? Как не исчезнуть, не раствориться, не сгинуть в другом?
Не за(у)мереть над водной гладью, приняв своё отражение за другого?
Многие приходят в терапию именно с запросом «потери себя».
Как утратить, потерять себя — представить несложно. А как снова обрести?
Только через другого. Через его речь.
Через аналитика, который обращается с инструментом речи иначе — отличным от общеупотребимого — способом.
Тогда-то в этой новой Встрече, в этих абсолютно уникальных отношениях, в этом столкновении с аналитиком, как с абсолютно другим — проявится Я, проявится смысл, проявится желание.
