Задумалась недавно, чем именно меня привлекает арт-терапия.
Есть более очевидные моменты: арт-терапия помогает выразить невыразимые чувства, вынести их вовне и посмотреть со стороны, поисследовать более безопасным образом. Все это важно, но, в принципе, то же самое можно делать и другими способами. В психоанализе, например, можно говорить о чувствах не только напрямую, но и обсуждая с клиентом чувства других людей, животных или персонажей книг и фильмов. Для человека это проще и безопаснее, и такой способ в том числе хорошо работает с детьми, подростками и людьми с ментальными особенностями.
Для меня изюминка арт-терапии в другом: она дает право на творчество. А чаще всего люди, сами того не сознавая, приходят к психологу именно за этим – за правом жить свою жизнь не по заданным шаблонам, а по-своему, творчески и повинуясь зову сердца. Арт-терапия дает право экспериментировать и совершать глупости – в общем, делать все то, что серьезным дядям и тетям обычно делать никак нельзя. А вот в рамках арт-терапии очень даже можно, ведь здесь не надо никого поражать или удивлять, а можно просто играть, как в детстве, полностью отдаваясь процессу творчества. Сначала можно быть творческим в кабинете психотерапевта, а потом постепенно перенести этот навык и в повседневную жизнь. Ведь творчество – это не только создание произведений искусства. Это, прежде всего, способность контактировать со своим внутренним миром и жить, ориентируясь на свое внутреннее состояние, а не на чужие представления и ожидания.
Творчество – та ниточка, которая связывает нас с нашей собственной душой. В книге «Травма и душа. Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию» юнгианский психоаналитик Дональд Калшед описывает работу с клиентами с тяжелой ранней травмой. В детстве эти люди подвергались насилию – физическому, сексуальному, эмоциональному. Или жили в с виду благополучных семьях, но постоянно сталкивались с тотальным непониманием и непринятием. Даже если людям с такой травмой удается выстроить внешне нормальную и даже успешную жизнь, внутри их не покидает чувство омертвелости – отрезанности от собственной души. Так вот. Раз за разом в историях своих клиентов Калшед говорит, что они чувствовали себя живыми, только когда бывали одни на природе, общались с домашними животными или… (внимание!) занимались творчеством. Творчество не давало этим людям окончательно погрузиться в бездну отчаяния, перестать бороться и просто уйти из жизни. Особенно меня тронула история Дженнифер, которая в детстве регулярно подвергалась сексуальному насилию со стороны сводного брата. Насилие привело к тяжелым физическим повреждениям. Дженнифер перенесла операцию, но затем начались осложнения, и она оказалась на грани смерти. Девочка понимала, что у нее есть выбор: уйти из жизни и так положить конец своей боли или остаться жить, обрекая себя на дальнейшие страдания. Дальше привожу цитату из книги:
«Дженнифер помнит, что в тот момент было так заманчиво уйти и так легко: для этого нужно было всего лишь не звать никого на помощь. Но пока она мучительно размышляла, взгляд ее скользил по коробке акварели и остановился на ярко-красном цвете (роза марена). На нее нахлынула тоска. «Я должна использовать этот цвет, – подумала она. – Как я могу уйти и не порисовать им? Я должна остаться, чтобы рисовать – использовать эти краски».
От себя добавлю, что интерес, любопытство и творчество – это и есть те краски, которые делают жизнь стоящей того, чтобы ее проживать.
