Расщепление и проективная идентификация — базовые понятия для психоаналитической теории и практики, но еще задолго до появления психоанализа идея о том, что психика человека не является чем то цельным возникала в самых разных культурах на протяжении веков. Первые боги религиозных языческих систем как правило имели своих антогонистов — одни боги созидали, другие разрушали, боги вступали в сложные отношения баланса оппозиционных сил, которые человек имел возможность наблюдать не только вокруг себя — во взаимоотношениях дня и ночи, огня и воды; но и внутри себя, посредством самонаблюдения и саморефлексии.
К началу 19-го века эти идеи, выросшие из опыта наблюдения человека за собой, воплотились в концепции «внутреннего двойника» и получили особое развитие в литературе романтизма. Под это понятие подпадает демонический двойник, антипод человека, его «тёмная сторона», alter ego, противник, «черный человек». Пара «человек – двойник» в литературе зачастую перерастает во внутреннее раздвоение личности, встречу с самим собой. При этом как герой, так и его зеркальное отражение предъявляют права на свободу.
Двойничество, раздвоение личности, осознание в себе двойника являются показателями неадекватности самому себе, его внутреннего несовершенства.
Эту идею зловещего двойничества в литературе того времени мы встречаем у Эрнеста Теодора Амадея Гофмана, Федора Достоевского, Оскара Уайльда, Эдгара Аллана По…
Можно сделать вывод, что психоанализ возникает в конце 19 века из атмосферы, для которой была характерна идея того, что внутри природы человека всегда присутствует импульсивная, уклончивая и полная неясных, возможно пугающих страстей личность.
В широком смысле, можно говорить о том, что Фрейд в своих ранних работах начал создавать концепцию личности человека раздвоенного, разделенного, подвергающиегося атакам своей неосознаваемой части — тем самым бросив вызов концепции единства личности и открыв, что она расщеплена по своей фундаментальной природе.
Создав карту описания субьективности, описав индивида как совокупность «ментальных группировок, который могут оставаться более или менее независимыми друг от друга, «ничего не знать друг о друге» и поочереди овладевать сознанием» Фрейд заложил фундамент для теоретических изысканий психоаналитиков школы объектных отношений. Все они будут исследовать природу расщепления субъекта через его размежевание с объектами — от рождения, через мать, представленную сначала частичными объектами, такими как ее грудь, и до отношений со значимыми людьми и своими о них представлениями.
Понятие расщепления в психоанализе может быть определено как деятельность, при помощи которой «Я» видит различие между объектами или между собой и объектами. Слово «видит» в этом предложении подразумевает собой непосредственно акт отделения.
С точки зрения защиты расщепление предполагает неосознанную фантазию, при помощи которой «я» может отделить нежелательную часть объекта или расщепить объект на два и более объектов для того, чтобы держать порознь качества, заряженные противоположными полярностями.
С помощью этой деятельности, если понимать ее как опыт, формируются зачатки мышления. Из первичной способности «Я» отделять фигуру от фона вырастает возможность продолжать различать дробление качественных и количественных характеристик объекта.
В этом смысле революционным в психоанализе стало понимание расщепления Мелани Кляйн. В отличии от Фрейда, Кляйн смещает проблематику формирования психического аппарата в доязыковой период, младенческий возраст, в котором важнейшим условием этого формирования является необходимость восприятия младенцем другого человека (как правило, это мать) и взаимодействие с ним. Для такого восприятия необходимо совершение первичного расщепления, то есть разделение на «Я» и «не Я», где это «не Я» поначалу представляет набор сигналов, постепенно формирующиеся в частичные, а потом и более целые объекты. Мелани Кляйн также считает, что первичное расщепление на «хорошие» и «плохие» объекты и способность психики младенца содержать их отдельно, позволяет сохранять хорошие объекты и таким образом усиливать безопасность Я. Другими словами, ребенок получает сигнал извне о том, что есть то, что будет для него благодатной средой и одновременно, что нечто мешает ему испытывать бесконечное удовольствие. Способность оберегать хорошие объекты от плохих способствует укреплению Я. Описывая эту систему объектных отношений, тревог и первичных защит в довербальном периоде Кляйн добавляет к своему расширенному понятию расщепления совершенно новое понятие проективной идентификации.
Проективная идентификация это то, что используется младенцем, чтобы защитить его от чувства преследования плохими объектами. Как и другие ранние психические защиты, этот механизм никогда не бывает полностью успешен. Перенося плохие объекты вовне, «в мать», младенец испытывает не только проективное освобождение от объекта, но и идентификацию с объектом, на который он спроецировал плохой объект.
То есть, вслед за отщеплением и проекцией следует интроекция результата этой операции — объект, на который была произведена проекция, теперь поглощается и занимает определенное место во внутреннем мире младенца. Младенец теперь содержит отщепленную часть себя самого, вложенную в объект.
Кляйн подробно описывает тревогу преследования младенца и его деструктивные импульсы, на которых я не буду подробно здесь останавливаться. С точки зрения развития важным является то, что сама когнитивность как возможность и желание мыслить возникают внутри этого первого расщепления и конфлита в диаде. «Зависть» младенца, которую описывает Кляйн возникает не от злобы, как таковой, потому что это сложная нравственная категория, недоступная пока маленькому субъекту — она является реакцией на ситуацию, в которой у него забирают грудь не по его, а по чьему-то чужому закону и алгоритму. Чтобы овладеть миром и его законами младенец вырабатывает защитный механизм, который и производит расщепление.
По мере развития плохие и хорошие аспекты матери в психике младенца постепенно интегрируются, последовательность расщеплений-проективных идентификаций-интроекций, позволяют ему создать мать в своем воображении из частичных объектов (грудь, голос, лицо, прикосновения) и своих фантазий о ней как о благодатной среде (в случае, если у ребенка была, по выражению Винникота «достаточно хорошая мать»), при этом этот образ постоянно пересоздается и перестраивается «внешней матерью».
Этот процесс удобно рассмотреть с помощью модели «контейнер-контейнируемое» предложенной последователем Кляйн, Уилфредом Бионом. Опираясь на идеи Кляйн, он выдвинул предположение о том, что психика младенца с самого начала переживает натиск сырых сенсорных впечатлений и эмоций, которые не имеют смысла и должны быть эвакуированы. Заботящийся объект (контейнер), принимает это отщепленное, лишенное смысла (контейнируемое), трансформирует их, наделяя смыслом (предоставляя грудь голодному младенцу, или пеленая, если он мокрый) и таким образом возвращает их младенцу в преобразованном виде. Младенец интроецирует трансформированные элементы вместе с самой идеей-функцией трансформации, формируя собственный аппарат, отвечающий за символизацию, запоминания, грезы и мышление. Этот процесс по преобразованию сырых сенсорных впечатлений (бета-элементов) в представленные в психике образы (альфа-элементы) Бион назвал альфа-функцией. Альфа-функция, это то, что делает контейнирование возможным.
Таким образом, Уилфред Бион значительно расширил понимание проективной идентификации. Следуя за Фрейдом и Кляйн, изучая норму через призму патологии, Бион выводит механизм проективной идентифиации за эти рамки и обнаруживает его, как лежащий в основе всей психической жизни в процессах коммуникации. Из раннего защитного механизма, который до сих пор часто рассматривается как незрелый, регрессивный, примитивный, он описывается Бионом как фундаментальный, свойственный субъекту безотносительно возраста и степени нарушенности.
Следуя за тем, что поначалу существует как примитивный механизм коммуникации между довербальным младенца и матери, Бион приходит к выводу, что проективная идентификация как ментальный механизм сохраняется в психике взрослого в качестве бессознательной фантазии, в которой человек отщепляет собственные свойства или свойства внутреннего объекта и переадресует их внешнему объекту.
Эти свойства могут восприниматься как хорошие или как плохие. Бессознательные фантазии проективной идентификации могут сопровождаться или не сопровождаться провоцирующим поведением, с помощью которого человек бессознательно пытается заставить другого чувствовать и действовать в соответствии с этими фантазиями. Это могут быть фантазии избавления от нежелательных аспектов, или о вторжении в объекты с целью их контроля, или о растворении и слиянии в объекте, с целью избежать чувства беспомощности.
В отличии от расщепления, следующего принципу различий, проективная идентификация следует принципу обобщения и унификации объектов. Это ее свойство, как представляется, действует при таких явлениях как персонификация и антропоморфизация. Она играет значительную роль в явлениях, связанных с эмпатией и опосредованной интроспекцией, романтическим опытом, с природой аффективной коммуникации и воздействия в виде убеждения и советов. В этом смысле она важна для авторов, священников, учителей, артистов и психоаналитиков.
В своем патологическом виде проективная идентификация является частью состояний спутанности и дезориентации, пугающих фантазий о воздействии и власти объектов или о власти над объектами. Под влиянием проективной идентификации объектные отношения характеризуются принуждением и манипуляцией, чувствами страха и стыда, высмеиванием и мученичеством, заколдованностью. В клиническом смысле, пациенты, у которых есть чувство, что они «сомнамбулы», что «в них кто-то вселился» или что они действуют как «зомби» или «роботы», испытывают проблемы с проективной идентификацией.
То есть если цель проективной идентификации — защита, то правильнее ее называть дезидентификацией, так как в этом случае, Я хочет избавиться от некоего ментального содержимого путем проекции его в объект, чтобы затем оборвать всякую связь с ним.
Кроме того, следует помнить, что и расщепление и проективная идентификация в качестве защиты служат благим целям — не допустить столкновения с непереносимым пока опытом. Одновременно с этим важно осознавать, что с точки зрения патологии проективная идентификация может служить буквально отрицанию и уничтожению реальности.
В заключение можно сказать, что теория расщепления и проективной идентификации имеет важнейшее значение как для механизмов устройства и развития личности, так и для клинической практики. Искажения работы этих механизмов часто имеют фатальное значение для нарушенных пациентов.
Систематизируя опыт понимания расщепления и проективной идентификации Бионом и Кляйн, Джеймс С. Гротштейн пишет: «Проективная идентификация вместе с расщеплением является фундаментальным элементом всех защитных механизмов, а также принципиальным инструментом восприятия, познания и объектных отношений. Это нить Ариадны в лабиринте внутреннего мира и архитектор его структуры.»
