Уилфред Бион написал несколько работ, посвященных неоднозначной задаче создания теоретического каркаса психоанализа, вводу системы обозначений, которые могли бы стать универсальными и сохранять свою понятность независимо от срока давности описываемых с их помощью клинических случаев, супервизий и т.п.. Огромный опыт работы с пациентами, имеющими нарушения мышления, не мог не привлечь его внимания к проблеме мышления, наличия аппарата, необходимого для осуществления этого процесса, условий его возникновения и «поломок» для выяснения возможной дальнейшей его репарации. Элементы, выведенные Бионом для описания собственной концепции мышления, образовали генетическую ось разработанной им Решетки – предложенного аналитикам еще не инструмента, а, скорее, проекта инструмента, наброска всеобщего, способного объединить всех языка. Едва ли Бион рассчитывал самостоятельно возвести Вавилонскую башню, однако, кажется, он все же мечтал, что она будет возведена другими, и предлагал свой посильный вклад в это грандиозное дело.
Все, что связано со сновидениями, стало особенно значимым для меня после знакомства с «Толкованием сновидений». Я разделяла позицию Фрейда о том, что сновидения это «самый надежный путь к исследованию глубинных психических процессов», как он определяет их в тексте «По ту сторону принципа удовольствия». Кажется, что Бион видит этот путь в исследовании мышления и его нарушений, но при погружении в его рассуждения становится ясно, что сновидения неотделимы от мышления в видении Биона. Сновидное мышление для него является главным видом мышления. Но что же необходимо для того, чтобы способность к нему возникла, и почему оно так важно?
Рассуждения над вопросами онтогенеза мышления приводят Биона к новому взгляду на характер объектных отношений, описанных М.Кляйн. Он обращает взгляд к параноидно-шизоидной позиции и связывает зарождение способности мыслить с расщеплением. Мышление для него связывается с эмоциональным опытом, последний представляется чем-то очень близким к классическому понятию влечения. Переживание «хорошей» и «плохой» груди является эмоциональным опытом. Младенец, по мнению Биона, не чувствует, что хочет «хорошую» грудь, но чувствует, что хочет избавиться от «плохой» груди. Желанная грудь, необходимый объект всегда «плохой» – он вызывает мучения своей необходимостью, он пребывает вне власти субъекта. Бион называет такой объект странным.
Бион возвращается к пониманию Фрейдом мысли как отсутствия вещи. Это можно связать и с концептом Кляйн о том, что с тревогой в ожидании «хорошей» груди можно совладать, представив, что она уже пришла. Но для этого необходима способность грезить. Грезы, мечтания Бион называет фактором альфа-функции – без нее они невозможны. Мышление, таким образом, зависит от успеха интроекции «хорошей» груди. Именно успешная ее интроекция отвечает за работу альфа-функции — это одно из ряда понятий, которые Бион формирует на основе наблюдаемых фактов, для систематизации которых приходится вводить гипотетические элементы. Они не выявлены, но предполагается, что они должны там быть – это, можно сказать, «черные дыры» Биона (которые в астрономии годами были лишь теоретической конструкцией, существование которой подтверждали косвенные факты).
Альфа-функция является практически ядром всей концепции мышления Биона, неописуемая, но основополагающая функция, без нее невозможно разделение между сознательным и бессознательным, а, следовательно, и нормальное психическое функционирование. Благодаря ей возникают альфа-элементы, используемые для мышления и сновидения, имманентные им. Альфа-элементы образуются из бета-элементов – изначальных «сырых» чувственных впечатлений, которые не могут быть ни вербализованы, ни символизированы, ни вытеснены, а только спроецированы. Альфа-функция связана со способностью к контейнированию и переработке контейнируемого, если не тождественна ей, и не возникает сама по себе. Первым контейнером, перерабатывающим бета-элементы, становится мать. К этому утверждению придется еще раз вернуться позже.
Если человек не может преобразовывать свой эмоциональный опыт в альфа-элементы, то он не может грезить, видеть сны и спать. Тут же важно уточнить, что это не вопрос бессонницы, а вопрос спутанности, когда человек не способен ни заснуть, ни проснуться. Это Матрица, в которой приходится жить с постоянным «чувством, когда не знаешь проснулся ты или спишь», если не получить способность грезить в виде красной таблетки от Морфеуса – проводника в мир снов. Господство непереработанных бета-элементов описывается Бионом как состояние спутанности, напоминающее постоянный сон, в котором невозможно пробуждение, то есть сознание.
О способности грезить, способности видеть сны, способности к сновидному мышлению Бион говорит так же часто, так и об альфа-функции, и так же определяет эту способность как жизненно необходимую. Сновидения для Биона имеют первостепенное значение, как и для Фрейда, который считал открытие формулы сновидения, пожалуй, главным своим достижением. Бион замечает, что не пересматривает теорию сновидений, и его понимание сновидений не отличается от классического. Он дополняет мысль Фрейда тем, что «королевская дорога» в бессознательное открыта постоянно, а не только преимущественно в ночное время, и это даже не дорога, а, скорее, дверь, которой является контактный барьер. Сновидение становится неким пространством, куда можно возвращаться, и многократно, пробуждение не становится концом сна. Сновидные мысли, грезы, постоянно сопровождают жизнь, и погружение в сон становится необходимым условием для того, чтобы проснуться, т.е. стать сознательным. Мне кажется, что Фрейд приближался к подобному взгляду о том, что господство сознания лишь кажущееся, когда в работе «По ту сторону принципа удовольствия» сравнивал его с вспышкой, возникающей в ответ на раздражение и исчезающей. Сновидные мысли, они же бессознательные мысли, подверженные сгущению, смещению и т.п., встречаются повсеместно, они часто незаметны, но человек постоянно проваливается в такие грезы и фантазии в течение бодрствования. Наряду с грезами и фантазиями в третьей строке таблицы у Биона стоят мифы, всеобщие и индивидуальные, и это говорит об их близости к сновидениям. Мифы тоже являются результатом способности к сновидному мышлению, это особые грезы, в определенной степени структурированные и завершенные, облегчающие переживание сложного опыта, с которым сталкиваются многие. Возможно, потому время составления мифов у аборигенов Австралии прозвано «Временем сновидений». Сновидение же может быть рассмотрено как вариант личного мифа, облегчающего переживание сложного личного опыта.
Согласно Биону, переживание эмоционального опыта, возникающего во сне, не отличается от такового в состоянии бодрствования. С одной стороны, возможно понимать это так, что влечения и во время сна, и во время бодрствования проявляют себя сходным образом, преобразовываются сходной работой цензуры, а с другой стороны, в отличие от взгляда Фрейда, эмоциональные состояния, возникающие во сне, не требуют никакого «перевода» и соответствуют таковым в бодрствовании. Оба предположения можно свести к тому, что нет как таковой «цензуры сновидений» — есть цензура бессознательных мыслей, и она работает все время над сновидными мыслями. Бион не обозначает поле практического применения этого наблюдения, хотя его нельзя в полной мере считать новым, если взглянуть на процедуру анализа как на сходное обращение и с феноменами бодрствования, и со сновидениями – и тот, и другой материал требует свободных ассоциаций. Для Биона важнее обозначить, что весь эмоциональный опыт, в том числе сновидческий, требует переработки посредством альфа-функции, чтобы составить представление о ее всеобъемлющем влиянии.
Для иллюстрирования такой значимости Бион обращается к мифу о Палинуре, погубленном богом сна. В иллюзии собственного всемогущества он проигнорировал предупреждение бога, и поплатился за эту иллюзию тем, что утратил способность различать сон и бодрствование. Утрата оборачивается катастрофой. Грань между сознанием и бессознательным, между сном и бодрствованием признается Бионом критической точкой психики. Только сон создает сознание и обособляет его от бессознательного, и, кажется, по мнению Биона, возникновение сознания — не единоразовое событие отделения «Я» от «Оно», а постоянное конструирование, непрерывное, в каждом пробуждении, которыми полнится время бодрствования. Эта функция обретения сознания может пострадать или нарушиться. Острота такой проблемы может быть проиллюстрирована кадром из фильма «Начало» о притоне, в который люди приходят за особым снотворным, потому что только так они могут видеть сны. «Они приходят сюда, чтобы спать?» — спрашивает один из героев фильма и получает ответ: «Нет, они приходят, чтобы их разбудили». Может, за этим приходит в анализ и пациент, живущей в состоянии спутанности при господстве бета-элементов – за тем, чтобы его разбудили. А быть разбуженным он сможет лишь тогда, когда сможет увидеть сон. Таким образом, Бион приходит к утверждению, что сон служит защитой от психотического состояния.
Особенно важно для Биона упоминание способности матери мечтать. Эта способность напрямую связывается с любовью. Мечтание, состояние психики, открытое для получения любых «объектов» от любимого объекта, способное к восприятию проективных идентификаций, независимо от того, хорошие они или плохие. Именно таким контейнирующим мечтанием мать дает младенцу любовь, так это видит Бион.
Необычен также его взгляд на ночные кошмары, которые, видимо, аналогичны сновидениям страха в работе Фрейда. Бион именует их «умственным несварением», следуя частому сравнению аппарата для думания мыслей с пищеварительным трактом. Во время ночного кошмара возникает паника, так как человек не хочет его видеть, но не может ни пробудиться (переработать этот опыт и избавиться от его влияния), ни снова уснуть. Дети, увидевшие кошмар, обычно бегут к родителям, чтобы он был контейнирован, при этом им еще не обязательно его рассказывать. Иногда фразы родителя: «Тебе страшный сон приснился», — достаточно для переработки эмоционального опыта, обозначения грани между сном и бодрствованием. Бион же пишет, что сырой материал анализа тоже может быть рассмотрен как сон наяву, и пациент ждет, что аналитик, работая с этим материалом как с требующим интерпретации сновидением, придаст ему реальность всего лишь сна. Такая картина типична для пациентов с серьезными нарушениями – возможно, они постоянно пребывают в неком подобии ночного кошмара.
Однако Бион не раз пишет о необходимости рассказа об эмоциональном опыте как части его переработки. Такой рассказ становится проявлением способности к сновидному мышлению — способности к разделению сознательного и бессознательного. Рассказ позволяет овладеть фантазий, не допустить ее до власти над сознанием, какую она может захватить, например, во время ночного кошмара. Полагаю, что эта вербализация эмоционального опыта обретает столь важное значение в контексте процедуры анализа. Рассказ необходим, чтобы освободить грезившего от его власти. Однако грезы и переживания, сновидные мысли аналитика могут иметь не менее важное значение и существенно влиять на ход анализа. К сожалению, Бион не дает клинических примеров – возможно, намеренно удерживаясь от них для большей универсализации своих концепций. Могу предполагать, что нечто подобное имело место в моем опыте анализа женщины, перенесшей гинекологическую операцию. Когда она говорила об этом вмешательстве, а также о своих отношениях с мужчинами, у меня почему-то в воображении возникал образ гиены. Мне казалось, что это лишь моя личная ассоциация – мне доводилось читать статью об анатомии гиен, где прилагалось изображение полученных в результате вскрытия половых органов самки с отчетливо выделенными желтыми яичниками, что могло напоминать об оофорэктомии.
Однако эта женщина вовсе не была единственной пациенткой после такой операции, с которой мне приходилось работать после прочтения статьи. И все же тогда мне не пришла мысль придать образу, возникающему в воображении во время сессий, серьезное значение. На одной из сессий анализантка сказала: «Знаете, такое чувство, что всю жизнь меня вынуждали быть не собой. Мне приходилось быть собакой. А я совсем не собака. Может быть, лев». Далее прояснилось ее отвращение к женственности и к женскому телу. Возможно, образ гиены, которая имеет не только яичники, как атрибут нетерпимой женственности, но и так называемый псевдопенис, имел отношение к этому случаю, хоть и не осознавался пациенткой, и потому называя ассоциации с животными она не только упомянула сильного хищника, но и назвала именно самца, льва, а не львицу. Я уже не могу уточнить детали, но в контексте этого анализа возникавшие повторяющиеся грезы не выглядят случайными. Последователи Биона назовут это явление ревери – понятие, объединяющее сновидные мысли, фантазии и мифы, суть которого состоит в высвобождении бессознательной фантазии в аналитике для контакта с бессознательным мышлением анализанта. Ревери сложно обосновывается теоретически, но остается рабочим аналитическим инструментом. И Бион говорит о том, что аналитику точно необходимо обладать способностью мечтать.
Концепция сновидного мышления имеет практическую ценность и как самостоятельный элемент, и как часть концепции мышления вообще, разработанной Бионом. Концепция контейнирования находит применение в терапии травм и психозов. Путь выработки универсальных описательных категорий, который наметил Бион, не является простым, он выглядит запутанным и туманным, но, несомненно, он заслуживает внимания и дальнейшей разработки.