Из предыдущих «серий» о конфликте вытекает вывод: действуя из перспективы выбора между плохим и очень плохим невозможно достичь «чистой победы», разрешить конфликт. Всегда получается вымороченная игра с нулевой суммой на выходе (я\он виноват; либо подмял партнера под свое, либо сам оказался подмятым).
Даже, если другой признает вашу победу в споре, соглашается с вами потому что вы сумели настоять – это не значит, что конфликт между вами нашел разрешение в удовлетворяющую обоих глубину понимания (что связано с подлинным принятием различий и сближением), в договоренность, интеграцию.
Указателем на то, что конфликт просто «заметен под ковер», а не разрешен служит наше чувство по результату: высокомерного превосходства, злорадства, вины, одиночества, отверженности, обиды, униженности, презрения, зависимости, зависти, тщеславного торжества.
Когда есть «победитель» при неразрешенном конфликте, то другой может невольно саботировать и предавать (такое выражение находят накопленные обиды). Травмирующий опыт неразрешенных конфликтов может проявляться в том, что человек перестает выражать личную позицию, нередко личная позиция становится загадкой даже для него самого. Он может стать крайне ранимым и раздражительным, в любой ситуации похожей на конфликт терять почву под ногами или слепнуть от праведного гнева.
Не нашедший разрешения конфликт можно замалчивать, игнорировать, сглаживать, не признавать. Но он никуда не девается. Он отбрасывает тень на наше восприятие и отношения, незаметно отравляет их. Например, другой хмуриться и морщится, когда я говорю. «Видишь, он пытается показать какую дичь ты несешь – все как тогда» — нашептывает тень неразрешенного конфликта. Я тут же ловлю стресс, на раздражении и тревоге начинаю про себя продуцировать аргументы, формулировки, корректирующие уже сказанное, т.е. готовлюсь к нападению или отступлению… В любом случае я уже не нахожусь в процессе реального общения с другим, общаюсь со своей тенью, обрабатываю свои фантазии-интерпретации.
Такая подмена общения с реальным человеком на общение со своим интерпретационным аппаратом происходит бесшовно. Ведь скорость внутренней речи (в частности того, что нашептала наша тень) в 10 раз больше устной и составляет до 4000 слов в минуту. Очень непросто в моменте заметить, что мои эмоции сейчас (обида, досада, злость, раздражение и т.п.) – не реакция на взаимодействие с собеседником, а реакция на внутренний комментарий. Что эмоции порождены сейчас тем, какое значение я сам придал определенным проявлениям другого.
Словом, важно учитывать, что обидеться можно не в реальном, а воображаемом общении с другим: представляю какие негативные мысли думает другой в мой адрес, какие чувства испытывает, приписываю его поведению\действиям негативные мотивы… И вуаля – переживаю обиду за то, как другой неподобающе ведет себя со мной, опаску из-за того какие коварные намерения лелеет и как он нехорошо относится ко мне … в моем собственном уме!
Воображаемое про другого ошибочно принимается за реальные качества другого и именно на это мы реагируем. Как будто умеем читать в душах других, как в открытой книге. Не обязательно быть уверенным в обладании таким даром, чтобы принять подмену за подлинник. Не взирая на возраст и образование, мы все склонны внутренне комментировать происходящее. У каждого есть риск незаметно для самого себя влипнуть в воображаемое. И не заметить, что реальные мысли, чувства и мотивы другого не имеют ко всему этому никакого отношения. Поэтому очень много напряжения, негативного настроя мы вносим в наши отношения на основе такой подмены.
Порой эта мыслительно-эмоциональная каша не удерживается внутри, извергается на другого. Искра раздраженности одного легко воспламеняет тлеющий огонь своевременно неразрешенного конфликта в прошлом. Начинается неконструктивная ссора или «выяснение отношений» с отсылками в прошлое, участники соскальзывают с текущей темы коммуникации, ее суть и цель упускается. Поэтому по итогу мы чувствуем все что угодно, но не удовлетворенность. Так можно разрядить собственное напряжение, созданное скопившимися обидами, параноидальными фантазиями о мотивах, суждениях, чувствах другого. Но не конфликт между нами.
Только во взаимодействии с реальным другим можно обнаружить (с добрым интересом спрашивая, уточняя, обсуждая, проясняя) что ошибочно истолковали проявление другого – у него, например, просто голова болела вот он и морщился.
Остыв мы нередко со всей очевидностью видим, что в моменте наша реакция была чрезмерна, неадекватна происходящему или не соответствовала сути предъявленных разногласий. Парадокс в том, что умом мы можем понимать это. Даже знать в каких ситуациях у нас проявляется чрезмерная реакция, но в моменте не в силах ничего изменить. Такое указывает на то, что мы были травмированы (и часто неоднократно) похожими конфликтными ситуациями (не обязательно с участием одного и того же человека). И, выученные нашей нервной системой реакции на травмирующее событие превратились из защитных в разрушающие — нас самих и наши отношения с другими. Новые ситуации хоть чем-то незначительным напоминающие ситуацию нас травмировавшую, ошибочно воспринимаются как опасность повторного переживания травмы и, вследствие этого, на автомате подвергаются нашей превентивной атаке (защищайся, пока на тебя не напали).
Так мы оказываемся внутри самоподдерживающегося травматичного цикла: надежда (на вовлеченность, близость, принятие и т.д.), уязвимость, страх, агрессия\аутоагрессия и стыд, депрессивная безысходность. Очевидно, что данный цикл не служит жизни. А «победители» и «проигравшие» в таком конфликте – винтики этого разрушительного механизма. Но мы не обязаны (и можем) его не поддерживать.
Свойственные человеческому уму игры в подмену фактов интерпретациями, которые здесь описаны, делают нас всех крайне уязвимыми для любой пропаганды. Особенно драматичен результат воздействия пропаганды в текущем времени. В зияющей бесноватым мраком плотности событий насилия, опутанных мутной патиной неоднозначности.
