Интервью с психологом, гипнотерапевтом Геннадием Ивановым…
Любому из нас суждено пережить родителей. Так устроена жизнь. И тем не менее, многие люди оказываются не готовы. Почему так происходит и как это пережить? Об этом мы поговорили с психологом, гипнотерапевтом Геннадием Юрьевичем Ивановым.
— Существует теория, согласно которой наша личность, когда мы пребываем в младенческом возрасте, состоит из кусков личностей родителей. Дети до 6 лет не случайно говорят о себе в третьем лице. Обычно к 8 годам мозаичное сознание сплавляется в единое целое, но нередки случаи, когда какие-то части продолжают развиваться отдельно. Фактически формируется субличность (что-то вроде второго Я). В таких случаях мы наблюдаем сильную привязанность, например, дочери к отцу. И когда отец умирает, в дочери, образно выражаясь, умирает часть души. Это самая распространенная причина тяжелых депрессий.
— В одном из своих выступлений вы заявили, что этот процесс порождает «фобии — спутниц пустоты». Что вы имели ввиду?
— Депрессия — это естественный инкубатор психосоматического расстройства. Особенно для людей с двойственным восприятием. Они очень чувствительны и поэтому обладают подвижной психикой. Так выглядят многие творческие личности. Утрата субличности оборачивается для них серьезными нарушениями в мироощущении. Окружающая действительность перестает быть сложной. Чёрно-белый подход, как известно, чреват радикальными жестами и поступками, которые при любых других обстоятельствах эти люди никогда бы не совершили. Они становятся опасны сами себе и со стороны могут выглядеть как безумцы.
— Сразу вспоминается Гамлет из одноименной трагедии Шекспира.
— Вполне уместный пример. Великий русский психолог Выготский, описывая реакцию Гамлета на гибель отца, так и говорил: «Один конец нити оборван, и это мгновенно отдается на его другом конце». Это травмированная личность с двойственным способом восприятия мира.
— Как можно пережить смерть близкого человека без крайностей?
— Для таких людей — никак. Это патология, и она требует психологической помощи. Другое дело, что эту помощь не обязательно получать в кресле психотерапевта. Иногда достаточно сочувствия близких людей, которые как бы делегируют частицы своих душ, заполняя болезненную пустоту внутри человека, когда он остро в этом нуждается. В старину был обряд прощения с усопшим, он представлял собой психологически продуманную процедуру, которая ограждала близких, в том числе и от помешательств на почве утраты. К сожалению, это знание утрачено, но современная психология копает в этом направлении и уже есть кое-какие результаты, позволяющие облегчить состояние таких людей.
— В вашей практике часто приходится помогать людям, пережившим такого рода горе?
— Постоянно. Как правило, это запущенные случаи, когда травма субличности была пережита много лет назад. Ко мне приходят с последствиями — теми самыми фобиями, для которых израненная душа является питательной средой.
— Откуда рождается уверенность, что данное расстройство было вызвано именно смертью близкого человека?
— Процесс психотерапии всегда включает поиск начальной эмоции — той самой, что запустила процесс формирования триггеров — элементов патологического восприятия, «включающих» приступ. Обычно поиск осуществляется по характерному ощущению, которое больной испытывает во время приступа (дрожь, потливость, спазмы и т.д). Тело как бы заставляет мозг воспроизвести воспоминания, отмеченные этим ощущением. Психотерапевт использует эту особенность человеческой психики и организует мысленную экскурсию своему подопечному в те эпизоды его жизни, которые отмечены этой симптоматикой. Так выявляются подсознательные представления пациента о событиях, которые он пережил в рамках становления фобический субличности, которая мешает ему жить. И очень часто спонтанные мысле образы, которые мы находим в самом начале этой цепочки, открывают ситуацию смерти близкого человека.
— Фобическая субличность — это то, что человек получает, утратив близкого человека вместе с кусочком своей души?
— Можно сказать и так, но при одном условии: если человека в тот момент оставили один на один с его катастрофой. Ведь человек по природе своей животное общественное, а я бы даже сказал — общинное. Для него естественная среда обитания — это эмоциональные коммуникации с окружающими людьми. И если вас постигло такое горе, то окружающие люди, если они любят вас и искренне сочувствуют вам, не допустят развития патологии.
Беда этой цивилизации в том, что индивидуализм культивируется как признак свободы — главной ее ценности. Отсюда и дикий рост потребности в психологах. Они нужны, потому что огромное количество людей живёт в оболочке похвального эгоизма. На самом деле, они — космонавты, брошенные на Луне без скафандра.
— Если бы культивировался коллективизм, «один за всех и все за одного», то психологи были бы не нужны?
— Во всяком случае, у них работы стало бы втрое меньше. Ведь топливо, на котором работает конвейер фобических личностей, — это культурная изолированность человека от его общины (от слова «общаться»). Нарушите этот принцип, разделите горе с тем, кого оно постигло, и психика этого человека выдержит тяжесть утраты.
— Спасибо!
