<<< Все статьи психологов
Айсина Римма Автор: Айсина Римма
4 апреля 2023 г.
1830

Травмы детства и работа с ними в личностно-ориентированном консультировании

травма детства
Травмы детства и работа с ними в личностно-ориентированном консультировании
Нет сомнений в том, что именно детский опыт в значительной степени определяет путь, по которому пойдет наша жизнь

Нет сомнений в том, что именно детский опыт в значительной степени определяет путь, по которому пойдет наша жизнь. Определяет или все-таки ПРЕДОПРЕДЕЛЯЕТ?..

Какова мера нашей зависимости от происшедшего в детские годы? Действительно ли мы являемся заложниками судьбы, пленниками не столько своих, сколько родительских историй?.. Как преодолеть детские обиды, залечить застарелые раны, нанесенные неуместностью сказанных взрослыми слов, непродуманностью брошенных ими упреков, оценок и обвинений?.. Где найти противоядие от мучительного чувства вины за ЧУЖИЕ ОШИБКИ?..

В поисках ответа на эти вопросы определимся, для начала, с пониманием того, что такое «травма детства» и чем именно она может быть вызвана.

Немного теории

Травма — от греч. trauma – рана, повреждение, вызванное какими-либо внешними воздействиями. Нас, конечно, интересует определенная разновидность травмы, а именно, травма психическая. Ее первое серьезное осмысление принадлежит З. Фрейду, а в дальнейшем наиболее весомый вклад в изучение феномена травмы внесли другие представители психоаналитической школы, среди которых особенно важно выделить Ш.Ференци, М. Балинта и Х. Кохута. В самом обобщенном виде, травма есть ни что иное, как тяжелый, вязкий эмоциональный осадок, след от пережитых ранее стрессовых событий и отношений, которые (в период их проживания) сопровождались чувствами страха, тревоги, униженности, обиды, стыда или вины.

К жизненным событиям, которые, с высокой долей вероятности, психика человека воспримет как  травматические, можно отнести следующие:

  • сексуальное насилие, инцест,
  • сексуальное соблазнение со стороны значимого взрослого,
  • жестокое обращение (включая как физическую жестокость, так и различные формы косвенного проявления агрессии – оскорбления, унижения, обесценивание ребенка),
  • смерть или тяжелая болезнь близких (в первую очередь, родителей или замещающих их значимых взрослых, но также и сиблингов – в особенности, если речь идет о близнецах),
  • разлука с матерью в раннем детстве (особенно при отсутствии адекватной замещающей фигуры),
  • недостаточный эмоциональный отклик со стороны матери (или замещающей ее фигуры), дефицитарность эмоционального контакта мать-ребенок,
  • наличие сиблинга-инвалида или инвалидизированность родителей (эти обстоятельства сами по себе редко способны вызвать травматизацию, но значительно повышают ее риск, если сочетаются с одним из перечисленных выше событий).

Важно иметь в виду: одно и то же потенциально травматическое событие из приведенного списка разными людьми будет восприниматься по-разному: для одних оно становится поводом для травматизации, а для других – нет. Связано  это с конституциональными особенностями или, используя более современный язык, с индивидуальной нейробиологической уязвимостью.

Здесь не могу не вспомнить еще одного психоаналитика – А. Адлера, который отмечал, что переживание чреды серьезных фрустраций неизбежно для любого, даже самого счастливого, детства: ведь ребенок полностью зависит от желаний и выборов взрослых людей, вынужден подчиняться чужой воле, и даже самая нежная и эмпатийная мать не способна полностью воспринять и нужным образом удовлетворить все его потребности.

Однако же есть немало людей, которым довелось пережить в детстве просто уйму фрустраций (например, таких как потеря одного из родителей, недостаточность родительской поддержки, жесткость воспитания и даже жестокость и т.п.), но они не оказались в нокауте, то есть сумели избежать травматизации. И так им повезло  именно потому, что они обладали сильной психической конституцией(нейробиологической толерантностью к определенному виду стрессоров).

Приведенный список травматических событий не является исчерпывающим. Наверняка,  что-то упустила. И еще необходимо учесть, что все перечисленные ситуации могут сочетаться одна с другой, и сочетаниям могут быть самыми разными. Количественный фактор также необходимо принимать в расчет, так как даже самая крепкая психика дрогнет под натиском чреды тяжелых жизненных обстоятельств.

Отмечаем для себя принципиальный момент (!!): «травматическое событие» и «травма» — это ни одно и то же. Травма – это прошлое в настоящем!! «Быть травматиком» — значит переживать травматический детский опыт в своей актуальной повседневности, часто не осознавая болезненного, разрушительного воздействия ранних событий на текущую жизнь…

Например, в детстве мальчик оказался объектом сексуального соблазнения со стороны матери (возможно, неосознаваемого и ненамеренного), а последствия проявляются в его взрослой жизни: это могут быть различные сексуальные перверсии, неспособность устанавливать прочные отношения с женщинами; разделение, разъединение сексуальной и эмоциональной сторон жизни (возможность испытывать сексуальное удовлетворение только в контактах «не обремененных» чувствами: теплотой, нежностью, заботой).

Но это не значит, конечно, что такая рассогласованность может быть вызвана исключительно соблазняющей матерью! Чрезмерная строгость воспитания, запрет, наложенный родителями на выражение чувств и желаний ребенка, игнорирование его сексуальности может также привести к травматизации с похожими последствиями.

Другими словами, один и тот  же феномен психологического неблагополучия взрослости может иметь корни в разных травматических ситуациях детства.

Следующий важный аспект нашей темы связан с системой отношений ребенка со значимыми взрослыми. Работы аналитиков, принадлежащих к школе объектных отношений (М. Клян, Р. Фейрбейрн, Г. Гантрип, О. Кернберг и др.), убедительно доказывают, что все отношения, которые выстраивает человек в период взрослости, так или иначе воспроизводят его ранний опыт отношений, прежде всего, отношений с матерью или заменяющим ее объектом. Если в первые годы жизни эти отношения были дефицитарны, сопровождались недостаточностью эмоционального контакта с ребенком со стороны матери, игнорированием его нужд, жестоким обращением или, наоборот, гиперопекой, подавлением автономии и созданием препятствий для преодоления симбиоза и сепарации от матери, построение взрослых отношений также будет окрашено или, точнее, пронизано паттернами ранних объектных отношений.

Даже если более поздний опыт ребенка оказывается позитивным и он на сознательном уровне усваивает конструктивные способы отношений с людьми, травматические переживания раннего детства будут вмешиваться в этот опыт и посредством неосознаваемых механизмов снижать качество новых отношений с новыми значимыми людьми.

И здесь нам становится очевидна наиболее опасная составляющая психической травмы: ее постоянное бессознательное воспроизведение из раза в раз, снова и снова…

То есть на сознательном уровне человек может хорошо понимать (и я часто это вижу у своих клиентов), что именно и когда именно случилось с ним в детстве из “плохого и неправильного”. Он (или она) может быть убежден(а), что все про это уже прекрасно знает и давно преодолел(а), однако на деле оказывается совсем не так.

Особенно остро ранняя травма проявляется при столкновение со специфическим, соответствующим ей, стрессом взрослой жизни: например, когда человек оказывается лицом к лицу с изменой, предательством, жестокостью, пренебрежением со стороны значимого другого, которого до сей поры считал “хорошим” (любящим, заботящимся, надежным, честным и т.п.). Подвох в том, что часто (очень часто, не говорю “всегда”, лишь потому что я все еще, какой-то частью своей души, мечтательница, верящая “в сказку”), этот страшный, “нежданный” поступок со стороны значимого другого является спровоцированным самим пострадавшим

Последствия травмы имеют обыкновение проявляться в одном из полярных вариантов.

  1. Человек любой ценой старается избегать столкновения с чувствами, пережитыми на пике травматического опыта. Например, если жизнь ребенка была подчинена принципу «умилостивить» родителей и он чувствовал, что постоянно должен добиваться высоких результатов просто, чтобы иметь право на существование, во взрослости он может вообще отказаться от проявления инициативы, стараться максимально соответствовать требованиям окружающих его авторитетных фигур («не высовываться», «быть послушным», «исполнительным»), лишь бы не пережить вновь ужас тотального обесценивания и стыда от того, что он «ни на что не годный неудачник».
  2. Человек снова и снова воспроизводит ситуацию, вызвавшую травму, чтобы пережить давние чувства с новой силой. Например, столкнувшись с ненадежностью родительских фигур и даже с идущей от них угрозой он (или она) во взрослой жизни организует свои отношения с новыми значимыми другими таким образом, чтобы испытать чувства, созвучные ранее пережитому в отношениях с родителями: ярость и злость, смешанные с любовью, которая (в данном случае) есть ни что иное как желание близости и страх потери.

Если первый вариант логически прозрачен, то что движет человеком во втором?

Здесь каждый раз ответ индивидуален. Одно из возможных объяснений: бессознательный порыв «исправить», «закрыть» прошлое, добиться безусловного принятия родителями и почувствовать себя любимым: то есть тем, кто по-настоящему дорог, тем, кому простят любые проступки, потому что для мамы ребенок не может быть плохим, он всегда хороший и любимый, чтобы он ни делал!..

И вместо того, чтобы строить прозрачные и надежные отношения, люди, следующие второму варианту, находят тех, с кем такие отношения попросту невозможны: жестоких и ненадежных. Более «высокий уровень» — найти кого-то хорошего, но вести себя с ним/c ней так, чтобы максимально мобилизовать его/ее «темные стороны» и затем развернуть их против себя.

Я здесь так подробно об этом пишу, чтобы и самой лишний раз разобраться в сложных перипетиях трансформации травматического опыта… А в принципе, существует весьма наглядная модель травмы – травматический треугольник Берна-Карпмана. Он хорошо известен: «Палач-Жертва-Спаситель». И непосредственно Э. Берном все замечательно проанализировано. Но просто это не моя метафора (что не делает ее менее верной). Кому что нравится…

На что я ориентируюсь, работая с детскими травмами?

Я не отношу себя к поклонникам РЭТ (рационально-эмотивной терапии), но в свое время для меня стала настоящим откровением идея ее основателя, А. Эллиса, об инсайтах первого, второго и третьего рода. Приведу здесь небольшой фрагмент из моей книжки «Индивидуальное психологическое консультирование: основы теории и практики», где я описываю суть этой идеи:

Для успешной проработки эмоциональных проблем клиент в процессе рационально-эмотивной терапии должен последовательно пройти через осознание трех инсайтов: первого, второго и третьего рода (Эллис А., 2002).

Инсайт первого рода состоит в осознание клиентом связи его эмоционального расстройства с событиями прошлого, главным образом, с опытом детства. Этот инсайт важен, так как помогает клиенту посмотреть на его актуальные психологические трудности  с точки зрения системы его собственных убеждений, которая сформировалась под влиянием родительских установок и оценок.

Например, если родители практиковали чрезмерно жесткое воспитание ребенка, наказывали его за любую ошибку и промах, воспринимая при этом его успехи  как должное, само собой разумеющееся, либо даже игнорируя их, у такого ребенка сформируется убеждение: «Нельзя совершать ошибки, каждая из них приведет к неминуемому осуждению». В результате, частный опыт взаимоотношений с родителями, может быть распространен на любые значимые отношения и может привести к устойчивому убеждению: «Люди и мир бесжалостны».

Несмотря на свою полезную функцию, этот инсайт способен ввести клиента в заблуждение, состоящее в том, что травматический опыт детства определяет его текущую жизнь. На самом деле, отмечает А. Эллис, причина актуальных проблем клиента не в травмах прошлого, а в определенных стереотипах мышления, поведения и отношений, которые сформировались у клиента на основе этих травм.

Инсайт второго рода состоит в понимании клиентом того, что хотя причины эмоционального расстройства коренятся в прошлом опыте, он переживает его именно сейчас, так как имеет иррациональные, нелогичные ригидные убеждения, которые А. Эллис обозначал как «магическое мышление». Такие убеждения не просто закрепились по механизму условной связи и сохраняются автоматически, но, что более важно, клиент активно подкрепляет их в настоящем. Например, родители недооценивали ребенка и, повзрослев, он неосознанно ищет и находит именно такие ситуации и вступает в такие отношения, в которых проявляется его некомпетентность.

Если клиент не примет на себя полную ответственность за свои убеждения, подчеркивает А. Эллис, не перестанет обвинять в своих неудачах и бедах других людей, недостаточно любивших его в прошлом, он никогда не избавится от мучительных эмоциональных проблем.

Решающее терапевтическое значение имеет инсайт третьего рода, который заключается в осознании того, что только сам клиент и только в процессе тяжелой и упорной работы над собой, требующей настойчивости, терпимости и мужества, способен изменить свою жизненную ситуацию и выработать новые, конструктивные, способы мышления и поведения.

Так вот. Отдавая дань заслугам психоанализа и не приемля упрощенного (исключительно на мой взгляд, конечно) объяснения этиологии эмоциональных расстройств, предлагаемого РЭТ, я никогда не умаляю значимости инсайта третьего рода и стараюсь помочь клиенту осознать необходимость последовательной и трудной работы по преодолению травматического опыта.

Работы, которую нужно делать сейчас, в настоящем.

Работы, которая предполагает сознательные усилия по изменению укоренившихся, болезненных (а порой и попросту разрушительных) паттернов отношения к Себе и Другим!! Правда, здесь есть одна опасная ловушка, не вполне очевидная для РЭТ (в  моем видении из нее лучше выбираться с помощью аналитических и гештальттерапевтических «инструментов»).

Речь идет вот о чем.

Клиент может умом понимать причины и следствия травматизации, признавать (на рациональном уровне) необходимость внесения в свою жизнь определенных изменений, быть готовым (опять же, на уровне сознания) эти изменения осуществлять, оставляя в прошлом и обиду, и чувство вины, и нелепые долженствования, навязанные родителями, но, несмотря на все усилия,  у него может не получаться «отпустить травму» и жить, будучи свободным от нее.

Связано это с тем, что эмоциональный опыт никогда не бывает полностью доступным рациональному осмыслению и контролю.

Чувства, желания и страхи, сплетенные в один тугой узел и образующие ядро травмы, нельзя распутать ни волевым усилием, ни даже изощренным интеллектуальным анализом. Этого мало! Травму, как правило, приходится реконструировать в настоящем, в пространстве консультативного контакта для того, чтобы вновь ее ПРОЖИТЬ И ПЕРЕЖИТЬ, выразив амбивалентные чувства самого широкого спектра и постепенно осознавая, что любовь и боль могут сосуществовать одновременно, будучи адресованными одному и тому же объекту (изначально родительскому, само собой)! Следующий шаг – ослабить боль и вызванные ей деструктивные и самодеструктивные паттерны, а любви – дать возможность остаться в жизни…

Если речь идет о детских травмах, именно любовь ребенка к родителям – начало всех начал. Пока ребенок  не вырос достаточно, чтобы понять и сравнить, родитель – Бог в его глазах.

И любовь к родителям неизбежна — даже к очень плохим, даже к самым отвратительным, даже в тех случаях, когда любовь попрана и казалось бы полностью уничтожена жестокостью, равнодушием, эмоциональной недоступностью, пренебрежением, упорным стремлением во что бы то ни стало «впихнуть» ребенка в ту или иную схему «идеального соответствия» внешним критерия успешности, правильности и благополучия.

Всерьез травмированному клиенту сложно принять эту истину и признать, что он любил (и все еще любит) родителей, которые причиняли ему скрытый или явный вред. Тогда как на уровне сознания преобладает обида и злость по отношению к маме и/или папе, порой сопровождаемые чувствами вины и стыда за то, что их прошлое, их детская история не такие, как хотелось бы, в бессознательном продолжает кровоточить любовная рана, точнее, рана неразделенной любви к родителям

Понимание и принятие (не только рациональное но и эмоциональное!) того факта психической жизни, что и любить, и ненавидеть можно одновременно, важное достижение консультативного процесса… Далее можно обсуждать и дифференцировать, что в детстве было плохого, а что – хорошего, постепенно подходя к осознанию того, что и они – родители – тоже заложники своих личных историй, своих собственных ранних лет и ранних травм. Это их не оправдывает и не снимает с них ответственности, но помогает ОСВОБОДИТЬСЯ!

Сохранить в соц. сети

Обсуждение на сайте
   


Вы должны войти или зарегистрироваться, чтобы комментировать статьи
Обсуждение в соц. сетях
Мнение пользователей социальных сетей Вконтакте и Дзен