Отношения взрослых детей их родителей — сложная и многогранная тема, которая часто нагружена взаимными ожиданиями, разочарованиями, обидами, раздражением (а порой — и гневом, враждебностью). В статье я покажу, какое развитие (довольное неожиданное, на первый взгляд) получила эта тема в истории одной моей клиентки.
Клиентка, я буду называть ее М., обратилась ко мне с жалобами на то, что оказалась, по ее словам, «в совершенно отчаянном положении»: от нее «ушел муж», дочь «бросила учебу и уехала за границу», а на работе «невыносимая ситуация». На тот момент клиентке было 47 лет, она имела ученую степень по биологии и ее карьера была связана с научно-исследовательской деятельностью. Буквально месяц назад она оформила развод с мужем, с которым была в браке 25 лет, и решала неприятные вопросы, связанные с разделом имущества. У них с мужем была взрослая – 23 года – дочь, их единственный ребенок, которая несколько месяцев назад перевелась с дневной на заочную форму обучения и уехала в Юго-Восточную Азию со своим молодым человеком (они оба работали удаленно). Клиентка, как и ее муж, также были единственными детьми у своих родителей.
На момент начала терапии мать клиентки была жива, но, по ее словам, она находилась с ней в «натянутых отношениях». Отец умер несколько лет назад после долгой болезни. Своего бывшего мужа клиентка называет «востребованным специалистом, который всегда заработает», его профессиональная активность касается сферы IT-технологий.
Первое впечатление о клиентке
Привлекательная, стройная (но пожалуй, ее худоба все же казалась чрезмерной, немного болезненной), молодо выглядящая женщина с богатой, выразительной речью; в ее облике читалась усталость и напряженность, мне тогда пришло в голову слово «обремененность»: казалось, что она очень старается скрыть свою потерянность и растерянность.
Запрос: «Не знаю, как мне дальше жить и, главное, зачем. Помогите!»
Я спрашиваю, что из происходящего тяжелее всего? «То, что муж ушел», – однозначный ответ. Клиентка погружается в эту тему. Много и долго, на протяжение многих сессий, говорит о своей обиде на мужа, о злости, о зависти к той женщине, к которой ушел муж, о «женском проигрыше». Периодически в ее монологах (потому что диалога между нами пока нет, меня она еще не видит, ей совершенно пока не до меня, не до наших отношений) появляется дочь и начинают звучать темы тревоги («как она там, далеко, без меня») и обиды, переходящей в досаду («столько сил положено, и все коту под хвост»: для клиентки «бросить университет» и «перевестись на заочное отделение» это практически одно и то же).
От сессии к сессии мы продолжаем говорить о ее разочаровании, обманутых надеждах, она использует «финансовые» метафоры: «стать банкротом», «прогореть», «неудачные инвестиции» и т. п. Причем это ощущение провала, банкротства касается сразу всех сфер ее жизни. В снах ей приходят темы заточения, ожидания приговора, судебного разбирательства (здесь, конечно, чувствуется непосредственное влияние пережитого ей бракоразводного процесса); в тюрьму (башню, темницу) навещать ее приходит только мать, но это тягостные визиты, они проникнуты осуждением; ей назначают «плохого адвоката», и она боится, что не вырвется из тюрьмы домой.
Мы уделяем снам много внимания, останавливаясь на их символике, в частности, на анализе переноса, на том, что она ждет от терапии, от меня («плохой адвокат»). И здесь я еще не чувствую, мне не приходит в голову, что в сюжетах сна весьма отчетливо проступают образы из гриммовской сказки «Рапунцель». Сказка не вспоминается, а терапевтический процесс, между тем, происходит в согласии с ней!
Двигаясь от снов к реальности, мы обращаемся к истории отношений клиентки с ее родителями, прежде всего, к отношениям с матерью, тогда как отец так и остается не проявленным на протяжении всей истории. Поясню, что речь идет о внутренней реальности клиентки, о том, как она переживает родителей внутри себя, какими они ей видятся в ее детстве и в последующие годы взросления, так что здесь, конечно, много фантазий, проекций и других замысловатых, но неизбежных в любой терапевтической работе феноменов. Родители как персонажи клиентского нарратива и родители как реальные люди, из плоти и крови, проживающие собственную жизнь, это, как говорится, две большие разницы.
Клиентка рассказывает, что из детства она вынесла ощущение: нужно «радовать мать», иначе не получишь ее любовь. «Ты должна вести себя так, чтобы мы могли тобой гордиться», – такое послание считывала клиентка в отношениях с матерью. Вероятно, с помощью дочери мать пыталась замаскировать собственные дефициты, а если девочка была «не на высоте» в тех или иных ситуациях, мать начинала чувствовать себя «неприкрытой», ее затапливало ощущение стыда, и вместо того, чтобы поддержать дочь в сложных ситуациях (и сложных чувствах), она обвиняла ее в том, что та ведет себя, «как маленькая». Но оставаться дочери «на высоте» мать тоже не могла позволить. Как только у той начинало что-то хорошо получаться, мать очень настораживалась.
Если успехи дочери касались тех областей, в которых сама мать чувствовала себя более-менее уверенно, она позволяла дочери испытывать компетентность и гордость от достигнутого. Например, как и ее мама, клиентка читала много хорошей, качественной литературы и могла поддержать и с мамой, и другими взрослыми беседу на тему книг (сверстников из своего окружения она в этом смысле сильно опережала, так что обсудить прочитанное получалось только со взрослыми). Помимо начитанности, мать клиентки неплохо знала английский язык и поощряла занятия дочери в этом направлении (занималась с ней сама, а в старших классах школы приглашала репетитора).
Но если вдруг у дочки начинало получаться что-то еще, мама старалась, в лучшем случае, этого не замечать, а чаще – обесценивала. А получалось многое! В старшей школе клиентка проявила неожиданную (для мамы) склонность к естественным наукам – биологии и химии, но по ее словам, мать подчеркивала, что «это все бесполезное дело», «в институт все равно без репетиторов не поступить, а на них у нас денег нет».
Таким образом, клиентка вынесла из детства ощущение, что материнскую любовь (а вместе с ней и само право на существование) можно заслужить, только решив сложное уравнение, предполагающее сохранение во что бы то ни стало баланса двух переменных:
(1) давать матери возможность испытывать гордость и
(2) не выделяться на ее фоне, то есть, не дай Бог, не оказаться в чем-то лучше, чем мать.
Совершенно не удивительно, что чем ближе мы подходили к этой теме, тем навязчивее и «беспросветней» становились сны клиентки про башни, темницы и прочие места заключения.
Как мы выяснили позже, атаке подвергались не только ее интеллектуальные достижения, но и ее женская привлекательность, сексуальность. По воспоминаниям клиентки, начиная с подростничества и по сей день мать неизменно подчеркивала «недостатки внешности» клиентки, ей также крайне не нравился муж дочери, она всегда считала его «ненадежным», и когда клиентка сообщила матери, что они с мужем разводятся, та, по словам клиентки, «испытала триумф».
Чем больше и дольше мы говорили с клиенткой о ее матери, тем больше обиды, а затем и ненависти в ее адрес проявлялось в терапевтическом процессе, и отчасти проливалось на меня, потому что перенос сместился в эту сторону – от плохого защитника к осуждающей матери, которую невозможно удовлетворить. Сейчас я понимаю свои ошибки, допущенные на определенных этапах терапии, когда я транслировала клиентке (не осознавая того), что жду от нее более решительных шагов и решений, более интенсивного «движения вперед», вместо того, чтобы дать ей время и пространство для проживания ее горя и ее обид на мать, мужа и дочь.
Но на волне ненависти клиентки к матери и злости на меня (я благодарна ей, что она не побоялась все это выразить и при этом сохранила способность анализировать и ПОНИМАТЬ), мне пришла, наконец, в голову сказка о Рапунцель. И я обратила на нее внимание клиентки: сначала мы рассмотрели параллели с ее снами, затем перешли к исследованию того, какой свет история Рапунцель может пролить на отношения с матерью, мужем и дочкой (здесь мы двигались именно в таком направлении: мать – муж – дочь).
Напомню эту сказку:
Жили на свете муж и жена, и у них долго не было детей. Наконец жена забеременела. И однажды она увидела, что у соседки-колдуньи на грядке растёт рапунцель, и попросила мужа добыть ей это растение. Муж пробрался в сад и нарвал зелени, которой так хотелось его жене. Рапунцель так ей понравился, что она просила мужа воровать для нее эту травку еще и еще. И вот однажды колдунья поймала его на воровстве, но не стала убивать, а отпустила с условием, что когда его жена родит, ребенка она заберет себе. Так и случилось: как ни умоляли родители оставить им дочь, колдунья забрала малышку к себе в дом в качестве падчерицы и назвала Рапунцель.
Когда Рапунцель достигла двенадцати лет и стала красавицей, мачеха-колдунья заперла её в башне в лесу. В башне не было дверей, только одно окно на вершине, под самой крышей, и чтобы добираться до падчерицы, колдунья звала: «Рапунцель, Рапунцель, ну-ка опусти косу!». Тогда Рапунцель свешивала вниз свои длинные золотистые волосы, и колдунья взбиралась по ним.
Спустя несколько лет в этом лесу, во время охоты, заблудился Прекрасный Принц. Он услышал восхитительное женское пение: это пела Рапунцель, чтобы не чувствовать себя одинокой. Принц пошел на голос и оказался рядом с высокой башней, но вход внутрь он не нашел. Однако же пение так очаровало его, что он возвращался к башне вновь и вновь в надежде отыскать способ проникнуть внутрь. И вот однажды он увидел колдунью, услышал, как она произнесла таинственные слова, после которых из окна опустилась дивная золотая коса и старуха забралась по ней в окно. Вечером он подошел к башне поближе и произнес, то, что слышал от колдуньи: «Рапунцель, Рапунцель, ну-ка опусти косу!». В ответ коса была опущена, и принц поднялся к Рапунцель в башню. Девушка поначалу испугалась, но когда принц рассказал ей всю историю: как он услышал ее чудесное пение, как долго искал вход в башню, как обнаружил колдунью, — она смогла смотреть на него без страха, и молодые люди влюбились друг в друга.
Прекрасный Принц предложил Рапунцель бежать, и она согласилась. Но как это сделать? Принц мог спуститься вниз по ее волосам, а как же она сама? Но Рапунцель нашла способ: она предложила Принцу приходить к ней каждый вечер и приносить шелковые нити, чтобы со временем она сплела из них веревку и спустилась из окна башни. Принц с радостью согласился и они стали готовить побег.
Но однажды, когда веревка почти была готова, Рапунцель, витая мечтах о своем возлюбленом, спросила ведьму: «А почему тебя тяжелее поднимать, чем Принца?». Ведьма пришла в ярость, схватила ножницы и отрезала косу Рапунцель, после чего с помощью колдовства забросила ее одну-одинешеньку в дальние края. Сама же она затаилась в башне, поджидая Принца.
Когда Прекрасный Принц подошел к башне и произнес волшебные слова, она спустила вниз отрезанную косу и юноша, как обычно, забрался наверх. Но в окошке вместо прекрасной возлюбленной оказалась безобразная ведьма, которая со злобной ухмылкой столкнула его вниз. Принц остался жив, но куст шиповника, на который он упал, выколол ему глаза. Не видя ничего перед собой, несчастный побрел по лесу неведомо куда.
Так он скитался по лесам и долам несколько лет, надеясь найти свою возлюбленную. Рапунцель меж тем как-то обустроилась в чужом краю и жила там с близнецами, которых родила от принца, так как она была беременна, когда ведьма выгнала ее из башни. В один прекрасный день Прекрасный Принц добрался до тех далеких мест, и хотя он ничего и никого не видел, он услышал чудесное пение своей возлюбленной и узнал ее. Увидев Принца в таком состоянии, Рапунцель в слезах бросилась обнимать и целовать его, ее слезинки упали на глаза Принца и к нему вернулось зрение. Прекрасный Принц забрал возлюбленную и детей в свое королевство, они сыграли свадьбу и жили долго и счастливо. Настоящие родители Рапунцель тоже узнали о ее судьбе, так как слух о счастливой паре разнесся по всей земле. Так они обрели, наконец, мир и покой.
Как и всякая хорошая сказка, «Рапунцель» имеет много слоев и много значений. Я остановлюсь лишь на некоторых, оказавшихся полезными моей клиентке. В частности, здесь (символически) речь идет о том, как мужчина не справляется с ситуацией симбиоза жены с ее матерью, как негативные аспекты материнского комплекса жены разрушают их союз. Но муж и не должен решать задачу сепарации жены от матери, у него свои задачи и свои родители! Сепарироваться, разъединиться с матерью, взрастить Собственное Женское в себе, интегрировав опыт отношений с обоими родителями, может только женщина. И этот процесс не бывает безболезненным: чтобы найти себя, нужно потерять родителей, то есть перестать быть «послушной маленькой девочкой» и пережить родительское недовольство, а возможно (родители бывают разные, есть и такие, для которых власть значит больше, чем любовь) и отвержение с их стороны. Вспомним, с какими словами колдунья изгоняет Рапунцель из башни:
Ах, ты, мерзкая девчонка! А я то думала, что надежно спрятала Тебя! А ты все это время ловко меня дурачила!
В сказке настоящие родители Рапунцель отказываются от нее, так как связаны фатальным обещанием, таким образом, колдунья – это не реальный родитель, это фаллическая, всемогущая, доэдипальная мать, мать из довербального периода развития, которая не отпускает к реальным отцу и матери (то есть удерживает в доэдипальных отношениях). Фаллическая мать заслоняет собой весь мир, и дочери не остается ничего и никого, кроме нее.
Такую ситуацию мы нередко встречаем в семьях с гиперопекающей, властной, неудовлетворенной матерью и слабым, подчиняющимся, депрессивным отцом. Процесс сепарации и обретения женской идентичности в этих случаях оказывается под серьезной угрозой. И отношение к мужчинам формируется искаженное: они бессознательно переживаются как Спасители, но одновременно как те, на кого нельзя положиться и как те, кто не вызывает уважения.
В сказочно-идеальном варианте вновь обретенный мужчина – тот же самый, который был утерян и ослеплен: утерян женой, так и не сумевшей отделиться от матери, и ослеплен «неинтегрированным материнским» в жене. Но в реальности утрата может оказаться окончательной, вернуть этого мужчину не получится и нанесенную ему рану смогут (или не смогут, это уже не принципиально для героини) только слезы Другой женщины.
Вот через такие инсайты мы проходили с М., проводя аналогии между ней и Рапунцель, между ее снами и событиями в жизни, между Прекрасным Принцем и ее мужем, между ведьмой и ее матерью. И что касается матери, мне было очень важно, чтобы за фаллическим образом М. сумела разглядеть свою настоящую мать, то есть более настоящую, потому что каков человек на самом деле (любой человек!), какие тайны и травмы он в себе носит, до конца мы вряд ли можем узнать…
Обида клиентки на мать была сильной. За ней скрывалась потребность быть признанной, быть любимой. В детстве невозможно понять, что мама не дает поддержки и обесценивает, вероятно, из-за собственного глубокого чувства ущемленности, с которым не умеет обойтись по-другому. И мама М. чувствовала себя ущемленной далеко не только из-за несложившейся карьеры. Когда мы пошли с ней на поколение дальше, к клиентке пришло понимание того, что ущемленность ее мама, можно сказать, впитала с молоком своей собственной матери. И в мужья себе она выбрала мужчину, переживающего ущемленность тоже не в первом поколении. Это не оправдывает недостаток ее заботы по отношению к дочери, да и кому нужны оправдания! Но дело в том, что столь сильная обида заслоняет или искажает все другие чувства, переживаемые в близких отношениях.
С каждым клиентом разными путями (ну, в чем-то разными) мы приходим к пониманию: родители не повзрослеют; взрослеть придется им самим: чтобы наладить свою собственную жизнь и чтобы не транслировать опасные сценарные послания дальше – собственным детям.
Вслед за агрессией часто приходит много боли. Здесь ее было очень много…
Пунктом, обозначившим начало уверенного движения клиентки к выходу из кризиса, стала сессия, на которую она пришла очень впечатленная новеллой И. Ялома «Я никогда не думала, что это может случиться со мной…». Клиентка на тот момент уже поменяла работу (с менее «престижной» на ту, которая давала ей больше свободы и при этом неплохо оплачивалась) и планировала длительную поездку к дочери (до этого они встречались несколько раз, но, как она говорила, «короткими набегами, то она ко мне, то я к ним»).
И она решила «освежить свой английский», читая в оригинале сборник Ялома «Палач любви», где как раз была эта новелла. Отмечу, что это была исключительно ее собственная инициатива, я (ну, насколько помню) ни этого автора, ни эту книжку не упоминала. И вот клиентка приходит и говорит: «Я прямо, как Тельма (так звали героиню новеллы), всю жизнь думала, что для меня существует исключение, что от таких как я, мужья не уходят». И начинает плакать, замечая в слезах: «Плачу уже десятый раз, прямо ужас какой-то!».
М. рассказывает мне сюжет новеллы, и я ее быстро вспоминаю, хотя, признаюсь, когда я сама ее читала в молодости, она мне показалась, самой, пожалуй, неинтересной среди прочих. Это история про пожилую женщину, у которой год назад умер муж, но она, не отгоревав потерю, продолжает жить, как будто ничего не произошло. Однажды на нее на улице нападает грабитель и крадет сумку, и это становится для нее важным моментом, положившим начало осознаванию и принятию происходящего: главным образом того, что жизнь изменилась и не будет прежней.
У моей клиентки муж жив и здоров, и ей хватает сил и зрелости, чтобы не приравнивать к смерти его уход к другой женщине. Ее инсайт, ее открытие в другом: в проживании расставания с мужем, а вместе с ним – в прощании с иллюзией собственной исключительности.
Вместо заключения
На одной из завершающих сессий М. рассказала о поездке к дочери, о том, что им о многом удалось поговорить; о том, как с помощью дочки она практиковалась в языке и «как это здорово, когда получается говорить и не бояться». Она отметила также (в первый раз за два года терапии), что вообще-то, помимо английского, она знает еще один иностранный язык: на уровне «довольно хорошо». Но раньше, по ее мнению, это был не тот уровень, который стоило упоминать. Сейчас она понимала, что можно. Она не боялась больше материнской зависти в моем лице. Она знала, что я порадуюсь за нее. Так и было! Прощаясь с ней, помимо прочего, я думала о том, что она владает теперь и еще одним языком – языком чувств.
Иллюстрация к статье: Флоренс Сьюзен Харрисон. Иллюстрация к сборнику стихотворений Уильяма Морриса. 1914. From Wikimedia Commons, the free media repository
