Как человек, любящий, время от времени посмотреть или почитать «что-нибудь ужасное», и как психолог, нередко сталкивающийся в работе с весьма жуткими образами, которые появляются в фантазиях, снах и ассоциациях моих клиентов, я нахожусь с хоррором, если можно так сказать, в перманентном контакте, и считаю этот контакт полезным и ресурсным.
Ориентиром для меня является идея З. Фрейда о том, что «жуткое – это нечто, что должно было бы оставаться в скрытом виде, но проявилось». Нельзя сказать, чтобы мысль эта на момент ее формулировки основателем психоанализа была новой.
Просто он сумел выразить на языке, понятном европейцу, давно известную восточную мудрость: любое зло – не более чем нечто непознанное в нас самих…
Если говорить о терапии и консультировании, клиенты очень по-разному переживают свои иррациональные страхи.
Одни признаются, что всегда избегают смотреть «фильмы ужасов» на какую-то определенную тему либо вообще не приемлют этот жанр, так как «очень страшно». Другие рассказывают о том, какое сильное впечатление оказал на них определенный страшный фильм или книга. Третьи неожиданно, в какой-то момент сессии, ассоциируют свои переживания с тем или иным ужасающим персонажем, когда-то увиденным на экране (это может быть призрак, вампир, оборотень, зомби, инопланетное чудовище, мутант-убийца и любая другая фантастическая тварь).
Есть и такие, кого пугает не конкретный образ, а сама атмосфера ужаса, представленная в сознании ощущениями преследования, нападения, затопления, поглощения какой-либо стихией или субстанцией (например, ощущение наползающей мглы). Последний вариант наиболее сложный для проработки, и чуть позже я это поясню. А пока еще несколько слов о психологической сущности «жуткого».
По З. Фрейду, настоящая «жуть» наступает там, где угрожающие фантастические персонажи и сверхъестественные феномены появляются в контексте привычной нам повседневности. Именно внезапное вторжение сверхъестественного в реальную жизнь обладает наиболее мощным потенциалом для наведения ужаса. Поэтому сказки и фэнтези, где с самого начала все «не по-настоящему», не внушают нам столь сильного, пробирающего до дрожи страха, который характерен для историй, начинающихся как очень обыденные, а потом вдруг хоп — и происходит что-то совершенно не совместимое с привычной материальной действительностью.
Тот же механизм срабатывает, когда содержания бессознательного «в самый неудобный момент» прорываются в сознание и дестабилизируют нашу определенным образом налаженную жизнь, вызывая острую тревогу (вплоть до приступа паники).
Произведения в жанре хоррор открывают дорогу к таящимся в бессознательном страхам, конфликтам, травмам и… желаниям, конечно. Причем чем плотнее загружено наше бессознательное, чем слабее контакт с собственным внутренним миром, с его глубинными аспектами, чем больше компонентов чувственной сферы мы стараемся от самих себя утаить и чем упорнее, настойчивее мы это делаем, тем тяжелее этот груз.
В свою очередь, сюжеты хоррора транслируют нам весьма однозначное послание: сколько бы Ты не прятался, Тебе придется встретиться с Тайной, с Темнотой, с Опасностью.
И если набраться смелости и проанализировать, что именно пугает в том или ином сюжете или персонаже, можно войти в контакт с определенным отвергаемым, устрашающим аспектом собственной индивидуальности. В терапии или консультировании этот контакт может быть осуществлен сначала на метафорическом уровне, что сделает его более безопасным для клиента. А потом, постепенно, могут быть организованы условия, подходящие для понимания сути страха и для его своевременной проработки.
Мастер жанра, Стивен Кинг, очень точно высказался по этому поводу (он не имел в виду психотерапию, но именно в терапевтическом контексте его метафора как нельзя кстати):
Когда мы учились в школе, нам говорили, что, если смотреть на затмение солнца, на солнечную корону или края светила, то можно ослепнуть. Но нам рассказывали еще и то, что, если повернуться к солнцу спиной, взять листок бумаги, проделать в нем иголкой маленькое отверстие, взять белый картонный лист и спроецировать на него свет, проходящий через это отверстие, то можно наблюдать за затмением, стоя к нему спиной. И таким образом можно косвенно рассмотреть что-то, что ослепило бы нас, если бы мы смотрели на это прямо.
Самыми «беспроигрышными» темами хоррора (в том смысле, что они являются пугающими практически для всех) З. Фрейд считает темы одиночества, безмолвия и темноты, потому что именно с ними «у большинства людей связан никогда полностью не угасающий детский страх».
Эту идею можно уточнить, опираясь на работы более современных аналитиков (в первую очередь, У. Биона), внимание которых было обращено к развитию личности на самых ранних этапах онтогенеза (младенчество и раннее детство). В трудах У. Биона мы находим описание такого феномена, как «невыразимый ужас», который позволяет, в том числе, пролить свет на переживания страха, возникающего у зрителя/читателя при контакте со слабоструктурированными образами «жуткого» — всепоглощающей темнотой, хаосом, бездной, пустотой.
Понятие «невыразимый ужас» описывает крайнюю степень тревоги, которая имеет иррациональную природу и которую любой ребенок переживает в раннем детстве. Эта всепоглощающая тревога тем сильнее, чем в меньшей степени заботящийся взрослый способен предоставить «эмоциональное убежище». Поскольку в данный период жизни ребенок еще не может мыслить (понимать, наделять смыслом, соотносить одно с другим, формировать образы и т.п.) и соответственно, не имеет собственных ментальных средств для совладания с «ужасным», без помощи взрослого, способного на уровне метакоммуникации передать ему чувство безопасности и надежного эмоционального укрытия в своем лице, его охватывает «предчувствие» неизбежной гибели и уничтожения или, точнее, «растворения в небытии». В «необработанном», то есть в неструктурированном с помощью Другого виде, «невыразимый ужас» непереносим…
Контакт с отголосками «невыразимого ужаса», перед властью которого мы бессильны, пугает и отталкивает. Но и «игра в прятки» здесь не поможет.
Если «невыразимый ужас» живет внутри в своем первозданном виде и по-прежнему не допускается к проработке, человек тратит огромное количество психической энергии на защиту сознания от его вторжения. И энергетические потери не единственная расплата. К ним нередко добавляется перманентное чувство нестабильности, беспомощности, потребность ограждать себя любыми способами от эмоционально насыщенных отношений с другими людьми, а также ощущение опустошенности, появляющееся с навязчивой периодичностью. Реконструкция тяжелейших переживаний бессилия и брошенности перед лицом враждебного и непонятного мира – одна из самых опасных, но одновременно и самых целительных стратегий терапевтического процесса. Поэтому я стараюсь этот вызов принять, если клиент вводит в наше взаимодействие соответствующие темы, актуализированные увиденным фильмом или прочитанной книгой.
И все же при всей их значимости, переживания, связанные с «невыразимым ужасом», гораздо реже выходят на поверхность под воздействием контакта с хоррором, нежели более «зрелые» страхи (и скрытые за ними желания) агрессивной и сексуальной природы.
Сюжеты и персонажи, которые их активируют, могут быть очень разными, при этом чем менее антропоморфен тот устрашающий образ, который заинтересовал клиента, тем более «тяжелый», «нагруженный» комплекс за ним стоит.
Здесь я использую понятие «комплекс» в значении, принятом в юнгианском подходе, то есть рассматриваю его как феномен, который может принадлежать и личному, и коллективному бессознательному (автономный комплекс). В первом случае комплекс — это группа подавленных, фрагментированных чувств, аффектов, представлений, которые обусловлены прошлым опытом индивида, связаны в единое целое и заряжены энергией либидо; во втором – некий «сгусток» переживаний, которые не имеют прямого отношения к индивидуальному опыту, личной истории, а являются следствием проникновения архетипических содержаний в психику конкретного человека.
Проиллюстрирую идею антропоморфности «жуткого» с помощью довольно популярных экранных образов «Хищника» и «Чужого».
Понятно, что и один, и другой образ, появляющийся в нарративе клиента, требует пристального внимание к тому, как он обращается с собственной агрессивностью и как взаимодействует с агрессией, идущей со стороны объектного мира.
Понятно, что в обоих случаях, важно изучить замысловатый танец, в котором сплетены Эрос и Танатос, проекция и идентификация, всемогущий контроль и тотальное обесценивание, симбиотические тенденции и контрзависимость, да и много чего еще.
Но если клиент использует для описания своих чувств, отношений (включая самоотношение), влечений и страхов образ Хищника, это будет говорить о гораздо большей дифференцированности его аффективной сферы и о более зрелом контроле над деструктивными импульсами (и в целом, о более зрелой системе защитных механизмов), чем в том случае, если он «опирается» на образ Чужого.
Вспомним, что поведение Хищника гораздо ближе человеческой природе, а логика поступков – вполне сродни нашей собственной. К тому же, Хищник имеет довольно прозрачную (и понятную нам) систему морально-нравственных ориентиров. Напротив, агрессия Чужого тотальна и полностью лишена знакомых нам правил и ценностей. Это существо, которое воплощает в себе абсолютное зло. Оно не просто убивает, а еще и заставляет человека пройти через чудовищную трансформацию, стать «контейнером» для воспроизводства отвратительных тварей.
Но несмотря на разницу в сопровождающем их «аффективном шлейфе», как один, так и другой образ может быть проработан в формате психотерапии или личностно-ориентированного консультирования. Убивать, уничтожать никого не будем. Будем трансформировать, очеловечивать и вступать в контакт…
Вместо заключения
Истории в жанре хоррор обладают терапевтическим потенциалом не только в психоаналитическом контексте, но могут быть востребованы и в более широком -экзистенциальном – пространстве.
Качественный хоррор ставит под сомнение разом все три универсальные иллюзии нашей жизни: иллюзию контроля, иллюзию бессмертия и и иллюзию справедливости.
Иллюзия контроля разлетается на осколки, когда на наших глазах в размеренную жизнь персонажей проникает Нечто совершенно им неподвластное, немыслимое.
Иллюзия бессмертия рушится в одночасье, когда что-то сверхъестественное, ужасное уничтожает близких и друзей, и вот-вот поглотит или раздавит протагониста. Эта иллюзия может иметь и менее стандартное решение: герой истории не умирает в привычном понимании этого слова, но претерпевает страшную трансформацию: становится вампиром, оборотнем, зомби… Казалось бы, вот оно, бессмертие. Но какой ценой! И в какой ужасающей форме! Вовсе не этого ищем мы в своих фантазиях о жизни вечной…
А иллюзия справедливости? Вроде бы у нее есть шанс: в самом конце истории герой и/или героиня выигрывает схватку со Злом (особенно это характерно для жанра слэшер) и уже вот-вот пойдут титры, но вдруг, та-дам, зрителю прозрачно намекают, что ни тут-то было: Зло по-прежнему рядом и непременно попробует взять реванш…
И что же остается в итоге?.. Вероятно, надеяться, что в следующий раз, когда «темная сторона» вновь заявит о себе, нам хватит сил и мужества, чтобы не спрятаться, не отвернуться, а встретиться с ней лицом к лицу.
Бойтесь на здоровье!..
Иллюстрация к статье: Каспа́р Дави́д Фри́дрих. Аббатство в дубовой роще. 1809 – 1810. From Wikimedia Commons, the free media repository
