Мне, как и многим психологам, практикующим за рамками краткосрочного консультирования, знакома такая вот ситуация:
Я прихожу на сессию с легким сердцем, так как иду к клиенту, который не первый год в терапии, с которым мы вместе, как говорится, съели не один уже пуд соли, который прошел сложный, но на мой взгляд, плодотворный путь – с множеством осознаваний, оплакиваний и проживаний; к клиенту, который уже на том уровне интеграции, когда мне иной раз не нужны интерпретации, потому что он сам интерпретирует свой материал и вообще довольно неплохо ориентируется в реальности, не только внешней, но и внутренней…
Начинается сессия. И что же я слышу? – «Мне что-то плохо / стало сильно хуже / совсем плохо… Наверное, Вы что-то делаете не так». Или: «Я уже давно подумываю завершить терапию, потому что нет никакого движения, мне ничего не помогает». Или что-то еще в этом роде.
В этом случае обычно говорят о таком феномене, как негативная терапевтическая реакция (НТР).
У З. Фрейда и первых аналитиков НТР трактовалась, прежде всего, как некая «слабость» пациента, обуславливающая его «отступление» перед лицом начавшегося процесса структурных изменений, как в Эго (трансформация защит), так и в Супер-эго (осознание интроектов, пересмотр идеалов и моральных ориентиров). Эти процессы неизбежно ведут к повышению психической напряженности, так как привычные способы адаптации (патологичные, но позволяющие приспосабливаться к реальности) начинают давать сбой, а новые еще не выработаны. Соответственно, пациент может не выдержать и перейти к спасению бегством, предпочитая «вредное, но привычное», «новому и сложному».
Одной из основных причин, значительно повышающих вероятность возникновения НТР, психоаналитики считают мазохизм и паттерны характера, связанные с мазохизмом.
Психоаналитик из США, Стэнли Олиник, рассматривает НТР как особый случай отрицания, когда садомазохизм и депрессия сочетаются с негативной установкой. То есть пациент транслирует: «Вы мне не помогаете, мне вообще ничего не помогает, все напрасно!». Если он заражает аналитика своей тенденцией отрицания, ситуация становится неуправляемой. Тогда аналитик оказывается в ловушке собственного отчаяния и больше не может выполнять свою задачу, так как ощущение поражения снижает способность сочувственно слушать и понимать.
Герберт Розенфельд обращает наше внимание на то, что Эго-идеал пациента, проявляющего НТР, связан со страданием как источником удовлетворения. Если в терапии пациент начинает делать шаги в сторону большей эмоциональной зрелости и автономии, он подвергается внутренней атаке со стороны материнского имаго, не допускающего независимости.
Немецкий психоаналитик Бернхард Берлинер описывает мазохистического пациента как травматика, воспроизводящего в терапии первоначальные, то есть ранние, травматические отношения, в которых он чувствовал ненависть по отношению к себе со стороны объекта своей любви (родителя, в котором он остро нуждался). Бессознательная фантазия о таком объекте: «он все равно меня любит, просто это такая любовь». В результате, в психике в качестве одной из доминант формируется установка: чтобы быть признанным (существующим, живым), нужно быть ненавидимым. Неудивительно, что во внутренних отношениях с Супер-эго повторяется первоначальная травма, – приходит к выводу Берлинер. Пациент бесконечно идентифицирует себя с агрессором и, посредством повторения первоначальных отношений, безжалостно наказывает себя потребностью вызвать ненависть со стороны Супер-эго, которое теперь интернализировано.
Именно эта модель реактивируется в переносе, когда защита от первоначальных травматических отношений становится объектом проработки. Пациент продолжает бороться за то, чтобы аналитик лечил его так, как его «лечили» изначально (поступал с ним так, как с ним поступали родители). Он крепко привязан к этой первичной модели и воспринимает все остальное как несоответствующее действительности.
Еще одна грань мазохизма как детерминанты НТР может определяться тем, что Эго-идеал пациента нагружен идентификацией с родителем, который идеализировал «жизнь в страдании».
Мне в связи с этой идеей вспоминается история одной клиентки, рассказавшей о том, как однажды в детстве, играя во дворе, она услышала разговор матери ее подруги, радостно делившейся с собеседницей тем, что у нее в жизни всё хорошо, уточняя: она счастлива в браке, ей нравится работа и детьми она тоже довольна. Для моей клиентки это был шок! Ёе собственные родители, особенно мать, постоянно жаловались на судьбу. «У нас всегда и всё было плохо, – говорила она с горечью в голосе. – И я просто не понимала, как это можно быть довольной жизнью!».
Действительно, это нередкая история в терапии, когда клиент не может принять любой вариант благополучия (будь то высокий финансовый доход, статус, достижения, любовь, признание и т.д.). Строя отношения, такие клиенты бессознательно выбирают тех, с кем придется пострадать, так как без страдания они не могут чувствовать себя в безопасности, то есть в бессознательном работает связь: если произойдет что-то хорошее, то дальше обязательно последует наказание. Получая доступ к хорошему, они как будто бы предают своих родителей и, соответственно, ждут от них неминуемой кары. Поэтому терапия, в которой они постепенно перестают чувствовать себя страдающими и несчастными, может быть воспринята их бессознательным как прямая и явная угроза (внутренняя мама – материнское имаго – «заругает», а в случаях более ранней травмы – «отлучит от груди»).
Психоаналитики, принадлежащие к школе объектных отношений отмечают, что помимо рассмотренного выше– защитного — паттерна, мазохизм может также удовлетворять нарциссические цели, так как «умение страдать» нередко в процессе развития становится значимой частью Эго-идеала (как это уже отмечалось выше).
Следовательно, чем больше мученичество, тем больше нарциссическое удовольствие. Другой нарциссической целью, на достижение которой ориентирована мазохистская структура характера, может быть иллюзорное чувство всемогущества, поддерживающее хрупкую самооценку. Американский психоаналитик Джоэл Розен отмечает, что часто сопротивление отказу от всемогущества очень велико и может свести на нет весь аналитический процесс. Проще уйти от терапевта, чем отказаться от идеи собственной грандиозности («Ваша терапия не работает», «Я Вам не по зубам»).
Подводя итоги
Изучив все материалы, упомянутые в статье, и обращаясь к своему личному опыту (терапевтическому и клиентскому), я задаю себе вопрос: только ли в мазохизме и в осложняющих его личностных тенденциях дело?
Или во многих случаях реакция клиента на терапию в значительной степени обусловлена тем, что и как (и когда!) транслировал ему терапевт (не обязательно словами, это может быть более сложная метакоммуникация)?
Мы можем ошибиться и не захотеть увидеть, признать своей ошибки. Мы можем дать слишком насыщенную интерпретацию там, где вообще лучше пока помолчать и послушать. Мы можем, не вполне осознавая того, пытаться «впихнуть» клиента в рамки (а получается, в тиски) той или иной теории, которой придерживаемся, навязывая ему некое «взросление», к которому он не готов. И вообще это самое «взросление», может быть, не про него, а про нас?..
Мы можем быть уверены, что хорошо знакомы со своей Тенью, а это не так. Например, такие теневые аспекты, как высокомерие и невежество (а они, к сожалению, часто являются невидимыми спутниками терапевтов) могут не осознаваться и очень сильно вмешиться в процесс. Я не говорю о таких, совсем уж патовых, ситуациях, когда терапевт начинает считать, что понимает про клиента всё и знает, «куда ему точно надо». Появление подобных мыслей (даже вскользь) является для меня четким сигналом, что надо замедлиться и отрефлексировать контртрансфер. Или пойти к супервизору. В любом случае, внутренний супервизор должен оставаться функциональным и хорошо работать.
В общем, если относиться к НТР как к «довольно ясному» феномену, возникает серьезный риск «наломать дров», и при этом, благодаря реактивному образованию, считать, что «клиент не справился», что он «не хочет и не может жить без страданий». И здесь к реактивному образованию добавляется полная ложка регрессии ))
Так что, когда клиент напрямую или в несколько завуалированной форме отправляет мне послание: «Терапия мне не помогает, наверное, Вы делаете что-то не то, пойду я отсюда», – я делаю глубокий вдох и выдох, и говорю: «Давайте попробуем разобраться в том, что происходит»… И дальше мы пробуем. В конце концов, выражаясь словами аргентинского психоаналитика Горацио Этчегоена, клиент «вправе реагировать так, как он реагирует, и мы должны интерпретировать то, что происходит, со всем возможным самообладанием».
Иллюстрация к статье: Эдвард Мунк. Цветок боли. 1898. Иллюстрация из открытого источника: https://cameralabs.org/12083-7600-proizvedenij-edvarda-munka-v-svobodnom-dostupe
