ПРО ОТНОШЕНИЯ ЗАВИСИМОСТИ.
Объект зависимости, какой бы разрушительный он ни был, представляет собой для зависимого человека нечто вроде опоры. Не такой опоры, которая «фундамент», а такой, которая «соломинка утопающего»…
Зависимость от такой опоры, скорее, напоминает то, как человек без конечности зависит от своего протеза: он может ходить (условно нормально жить), только опираясь на протез.
Примерно так же, скажем, алкозависимый опирается на алкоголь. Почему же травматик не может «опереться» на что-то более безобидное: на хорошего человека или полезную работу?
Потому что в истории его личностного становления не было примера надежной опоры.
Точно так же, как человек без ноги не может отрастить новую, здоровую, «более удобную» ногу, — так и травматик не может просто взять и «отрастить» здоровую психику с более здоровым партерном привязанности.
Если намеренно упростить для иллюстрации, то для алкозависимого алкоголь — что-то вроде «протеза». Скорее, даже так: единственное, благодаря чему он держится на плаву во внутреннем океане подавленной агрессии, тревоги, ужаса преследования, отчаяния и безысходности — это алкоголь.
И хоть это «утлое суденышко» медленно тянет его ко дну — все же, только благодаря ему он еще как-то «выплывает». Иными словами, «когда я трезв — я так одинок и несчастен, что чувствую себя мертвым, но и то, что дарит мне ощущение жизни — убивает меня».
Если в этом «словесном уравнении» алкоголь поменять на родителя — станет понятнее, откуда растут ноги у всех отношений зависимости.
Когда мы рождаемся — мы абсолютно беспомощны (зависимы) от материнского объекта. Я намеренно не говорю матери, поскольку здесь все же речь идёт о восприятии матери самим младенцем, а это восприятие может сильно отличаться от [реальной женщины] из-за искажения деструктивными и агрессивными проекциями самого младенца.
И если в постнатальном периоде мать плохо адаптируется к потребностям своего ребёнка, если она больше доверяет регламентам педиатрических методичек, а не общим с ребёнком ритмам, если мать тревожна, агрессивна, депрессивна, в дистрессе (и имеет полное право быть всем этим, она ведь живой человек), — тем сложнее ребёнку на неё опираться, но другой опоры у него все равно нет.
Это может казаться парадоксальным, но уйти (сепарироваться) легче всего от хорошей матери. А от плохой и идеальной — невозможно. Ведь в отношениях с [достаточно] хорошей матерью формируется надежная внутренняя ОПОРА НА СЕБЯ. И тогда внешние «протезы» не так нужны, или, во всяком случае, не жизненно необходимы.
А если материнский объект был ненадежным — внутренняя опора в отношениях с ним не сформировалась, а сформировалась только привычка опираться НА НЕГО. А если он был хрупок (или садистичен), непоследователен, агрессивен, ненадежен — плох, одним словом — то мы получаем «привычку опираться на что-то плохое». И чем более шаткая эта опора — тем сильнее человек за неё цепляется. Поэтому дети крайне неблагополучных родителей бывают сильнее к ним (и/или их будущим заместителям в партнёрских отношениях) привязаны, чем дети благополучных.
А что же не так с идеальной матерью?
«Идеальная мать», мгновенно и всесторонне удовлетворяющая потребности ребёнка — не предоставляет ему необходимого для развития опыта фрустраций и негативных переживаний. Такой ребёнок тоже не научится самостоятельно справляться с трудностями и не сформирует надежный объект.
Но по другой причине — у него не возникнет такой потребности. Зачем ему внутренняя опора, если есть «идеальная внешняя»? Только в отличие от человека, сформированного в присутствии «плохого материнского объекта», он будет искать не «протезы», он будет искать «идеального партнёра» или просто всю жизнь будет «партером мамы», но это уже совсем другая история..